Боровик Владимир Федорович. Соловушка-оптимист, так еще и «левша».

Боровик Владимир в бытовой обстановке, г. Сантьяго-де-Куба, 1963 год.

Моя срочная служба началась в городе Оренбурге. В военной школе связи, где я проходил учебу на радиотелеграфиста [специалист связи, занимающийся передачей и приемом по каналам связи информации по коду Морзе, знаменитая морзянка. Военные связисты вели, как правило, обмен по каналам радиосвязи. Здесь и далее в квадратных скобках — примечания редактора.]. Мне тогда шел 22-й год. К тому времени я окончил среднюю школу, а затем техническое училище при заводе «Ростсельмаш». Почти весь личный состав нашей школы связи состоял из ребят, уже реализовавшихся в жизни, поэтому никакой дедовщины у нас не было. К июлю 1962 года мы получили разряды классных специалистов. Неожиданно, до окончания школы, весь личный состав был передан в части Приволжского военного округа [был ускоренный выпуск; так в войсках бывает, когда возникает острая потребность в каких-либо специалистах]. Я попал в батарею управления полка ПВО под командованием известного капитана Галицкого [Галицкий Илларион Иванович, ныне усопший, был членом Ростовской областной организации.].

Боровик Владимир (справа) с сослуживцем во время учёбы в школе связи, г. Оренбург, 1962 г.

В течение месяца проходили сборы [интенсивная учеба и напряженные тренировки]. В конце июля наш воинский эшелон с личным составом и штатной техникой через Волгоград, Саратов и Харьков прибыл в Феодосию [город-порт в Крыму]. Там всю технику и людей [нашего полка] мы погрузили на сухогрузы «Сергей Боткин» и «Академик Вавилов». 2 августа 1962 года вышли в открытое море [Черное, автор оказался на «Сергее Боткине»]. После двух суток интенсивной круглосуточной работы по погрузке техники было необычно без дела бродить по палубе, любоваться морем. Мой товарищ пригласил меня на камбуз печь хлеб для личного состава, а всего на борту было около 400 человек. Мы с другом работали через сутки. Пока шли Черным, Эгейским и Средиземным морями, прогуливались по палубе, а где-то в районе Италии всех запихали в трюм, так как были возможны разведывательные облеты самолетов стран НАТО, а наличие на палубе множества зевак демаскировало бы нашу миссию. Потом задраили брезентом горловину трюма, вставили шланг для свежего воздуха и стали с утра до вечера крутить нам фильмы. Их было 15 штук, и мы выучили все наизусть.
Влажность в трюме была очень высокая. Матрасы и подушки из пенопласта [тогда новинка и экзотика] на нарах скоро набрали нашего пота [температура воздуха в трюме часто и подолгу была выше 40 градусов при 100-процентной влажности морского воздуха – тропики же, а месяц – август]. Приходилось ложиться на них, как в ванну, часто вспоминая добрым словом оставленные в части обычные матрасы, набитые сеном либо соломой. Я этого избежал – как пекарь, имел свободный выход и на палубу, и в камбуз [остальным попасть на свежий воздух – редкое и кратковременное удовольствие]. Где-то через неделю с того дня, как мы вышли в Атлантику, начался шторм, который продолжался несколько суток. Многие переносили его тяжело. Но, несмотря на сложные условия морского перехода, личный состав стойко преодолел все испытания.
Позже нас начал облетать американский военный самолет. Я иногда ходил на корму, чтобы посмотреть на него поближе, так как самолет пролетал над кормой ниже надстроек корабля.
Наконец, после трехнедельной болтанки по океанским просторам мы проснулись и ощутили непривычный покой. И нам разрешили свободный выход из трюма! Вот она, Куба!
После двух суток напряженной работы по разгрузке судна, нас среди ночи погрузили в КрАЗы и отправили в горы.
Мы разместились в горах провинции Ориенте [восточная часть Кубы] на бывшей ферме по разведению крупного рогатого скота со всей структурой хозяйства. Она находилась в 10 км от Сантьяго-де-Куба и в 60 км от Гуантанамо [крупная военно-морская база США на территории Кубы. Существует до сих пор]. Сразу приступили к обустройству и постановке полка на боевое дежурство [701-й ЗРП полковника Г.М. Ржевского]. За месяц была проведена огромная работа. Уже в начале сентября [в установленный командованием срок] мы приступили к боевому дежурству [без выхода в эфир]. Внутренние наряды и караульная служба при этом были постоянно: ведь в армии нет обслуживающего персонала, и все надо делать самим.
Я, как радиотелеграфист, был определен на радиостанцию Р-311. Принимал радиосигналы по движению целей и передавал их на планшет [воздушной обстановки; есть в каждом штабе ПВО. На планшете (схематической карте зоны ответственности) в реальном режиме времени отображается в динамике состояние воздушной обстановки: все воздушные цели (самолеты, вертолеты, воздушные шары…), их местоположение, высота, направление и скорость движения. Каждой цели присваивается номер.]. Первое время передатчики не работали. Мы просто прослушивали волну [заданную рабочую частоту]. Но когда я заступил на дежурство [утром в субботу] 27 октября 1962 года, эфир просто разрывался от количества целей и работающих радиостанций – заработали все советские радиосредства на Кубе [команду выйти в эфир дал штаб ГСВК около 20 часов 26 октября по Гаване (по Москве + 8 часов)], а в воздухе было множество целей, американских военных самолетов.
Среди целей была и та, которой присвоили номер 33. Она вышла от американского полуострова Флорида и летела над территорией Кубы на юг на высоте 22 км. Сигнал поступал каждые полторы минуты. Со временем многие цели ушли из эфира, а цель № 33 четко шла над восточным побережьем. Мы понимали – это не к добру. Цель прошла все четыре дивизиона нашего полка с запада на восток, а затем, после разворота в районе Гуантанамо, с востока на запад. После первого же дивизиона соседнего полка, [507-й полк ЗУРС полковника М.С. Гусейнова, 3-й дивизион майора И.М. Герченова] данные по этой цели передавать прекратили. На командном пункте наступило какое-то оцепенение. Все поняли: СБИЛИ. Ожидали ответных действий, но все обошлось. Наша дипломатия сработала хорошо.

Отделение радиотелеграфистов на отдыхе вместе с другими сослуживцами.

Во время обустройства несли караульную службу, а когда встали на боевое дежурство, то месяц несли караульную службу, а месяц – дежурство на командном пункте. Работа на командном пункте была разделена на три смены: 6 часов боевого дежурства, 12 часов отдыха и снова 6 часов боевого дежурства [ПВО всегда в боевой готовности, как и пограничники, и РВСН – круглосуточно, без выходных и праздников, перерывов на обед].

На краешке скалистого обрыва. Позади океан, перед ним (внизу) – дикий пляж. Купание после погрузки песка в автомобиль.

Бригада грузчиков-добровольцев на том самом пляже; справа обрыв, на котором сделан предыдущий снимок.

Группа советских солдат на пляже. Боровик Владимир – 2-й справа в первом ряду.

С момента убытия на Кубу и до начала декабря 1962 года мы не имели никакой связи с родителями и друзьями. Понимали, что наши родители находятся в неведении и переживают за нас.
6 октября 1963 года нас накрыл ураган «Флора» [На планете постоянно бушуют ураганы, особенно в тропической зоне, где они более часты и наиболее разрушительны, до экологических катастроф. Это – явления природы, в которых бушуют ветры очень высокой скорости (свыше 24 м/сек), они имеют громадную разрушительную силу. Плюс к тому постоянный ливень с грозой. Самым разрушительным (их бывает до сотни в год) присваиваются имена собственные. ММО – Международная метеорологическая организация, в которую входят практически все страны Земли, ежегодно публикует список имен ураганов будущего года. Он формировался из следующих по алфавиту женских имен, предлагаемых странами-членами ММО; теперь в списке М/Ж чередуются. В 1963 году Флора (по кубинской терминологии циклон Флора) свирепствовала на Кубе (в ее восточной части и в центральной) 10 дней – с 30 сентября по 9 октября. Скорость ветра была 60 м/сек, до 65 и даже достигала 70 м/сек. Страшные величины! Погибло более одной тысячи человек, более 175 тысяч остались без крова. Затоплена и надолго превратилась в болото центральная зона острова Куба. Погибло более миллиона коров. Погиб весь урожай кофе (большая экспортная ценность страны). Ущерб составил сотни миллионов песо (национальная валюта). Советские воинские части тоже имели большие проблемы: были разрушены проводные сети связи, повреждены либо уничтожены постройки, имущество; имелись и погибшие. Всех и все бросили на устранение последствий урагана. В первую очередь, спасали кубинцев, которые сумели выжить на крышах, либо на деревьях и на возвышенных местах (кому повезло).]. Тогда мы начали тянуть двухсменку: шесть часов на дежурстве, шесть – в казарме. Только дежурили и спали. Это продолжалось около месяца, а потом все вернулось на круги своя.

Постановочное фото. Форма и оружие взяты напрокат у друзей-кубинцев. Автор (слева) с друзьями по службе. 1963 год.

Боровик Владимир в кубинской военной форме [постановочный снимок – в кубинскую форму советских солдат не переодевали]. 1963 год.

С несением караульной службы было несколько опаснее. Часто вечером доводили информацию: сегодня ночью ожидается диверсия. И вот, стоишь на посту с карабином СКС-44 [самозарядный карабин Симонова, тогда обычное личное оружие во многих в/ч] и ждешь. А ночь такая темная и такая длинная! [Смена дня и ночи происходит на Кубе, как и везде в тропиках, очень быстро, в течение получаса примерно. В 05:30 – темно, хоть глаз выколи, а в 06:00 – ярко светит солнышко. И зимою, и летом, продолжительность дня и ночи – почти одинаковые.]
Иногда случалось и такое. Пришли вечером с дежурства, устроились смотреть кино (фильмы крутили каждый вечер). Вдруг среди сеанса включают свет и объявляют: сегодня ночью ожидается выступление контры [контрреволюционеры, враги победившей власти, строившей социализм, и советских людей тоже]. Все – по казармам. Мне утром заступать на дежурство. Я со своим постоянным напарником Виктором Дружининым получаю просьбу выйти в дозор. Заняли мы с ним окоп, метрах в 50 от командного пункта, на склоне. У нас личное оружие, гранатомет с тремя обоймами, а также ящик патронов и ящик гранат на двоих. Сидим, наблюдаем, как километрах в 4–5 по центральной дороге Сантьяго-де-Куба [центр провинции] – Гавана [столица страны] следуют машины (с горы далеко видно). Часа в два ночи подползает наша смена и дает команду идти в казарму. Ложимся спать, не раздеваясь (чтобы не терять времени и боеготовность не снижать). Весь арсенал – под кроватью, спим с карабинами в обнимку, а утром – на дежурство.
Так командование вынужденно держало нас в постоянном напряжении. Вскоре наступило какое-то депрессивное состояние от постоянного нервного стресса и недосыпания; переносили его не все. Один молодой красивый парень (крутил на турнике «солнце») двинулся рассудком. В итоге его комиссовали и отправили на Родину [чрезвычайно редкий случай, в условиях острой нехватки людей с Кубы никого не отправляли в Союз; даже хоронили там же погибших и умерших]. Чтобы не последовать такому примеру, нам надо было срочно что-то предпринять. И мы придумали.

На экскурсии по г. Сантьяго-де-Куба. Боровик Владимир – 3-й справа.

Прогулка по Сантьяго-де-Куба. Боровик Владимир – в центре.

Прогулка с сослуживцем по городу Сантьяго-де-Куба. Боровик Владимир – справа.

У нас было много ребят из города Шахты, а там тогда работал тренером по тяжелой атлетике знаменитый штангист Рудольф Плюкфельдер. Поэтому все молодые шахтеры из Шахт были штангистами. Они притащили на Кубу несколько комплектов штанг и постоянно тренировались. Глядя на них, и мы с напарником тоже стали серьезно заниматься спортом. Хандра ушла, и я впервые в жизни почувствовал, что значит – быть в форме! Легко делал 10 силовых выжимов (не подтягиваний, гораздо труднее) на турнике, чем очень приятно удивил Рауля Кастро. Он часто посещал нашу часть, так как курировал восток страны (а Фидель – запад). Мы к нему привыкли – простой мужик, и не стеснялись его.
Еще одно событие времен урагана «Флора» запомнилось. Непогодой, которая длилась около 10 дней, были повреждены все проводные коммуникации связи. Когда ураган стал стихать, появилась потребность в связи с дивизионами. Я получил УКВ-радиостанцию Р-109 с фиксированной волной и начал вызывать абонента – один из наших дивизионов. Обращался в эфир на русском и испанском языках, и только на вторые сутки мне ответил кубинец.
Месяца через два в Гавану отправили автоколонну КрАЗов с отработанным жидким ракетным топливом. Замыкала автоколонну пожарная машина ГАЗ-51, где я был радистом со своей Р-109, а другая радиостанция была на первой машине. Почти 900 километров до Гаваны мы преодолели за двое суток. Из окна моей машины открывались прекрасные пейзажи. Кое-где еще оставались следы разрушений от урагана: завалы из веток и деревьев, иногда трупы животных.
В Гавану мы прибыли ночью и были поражены обилием разноцветной световой рекламы и ярким освещением города люминесцентными лампами [в Союзе их тогда практически не было]. Мы пересекли всю Гавану и насладились видами столицы. Обратный путь проделали за один день. Нареканий по моей работе не было.
В это время к нам в батарею управления попал паренек, невзрачный на вид: и рост метр с кепкой, и массой не вышел, но он оказался классным боксером. Сразу организовал команду, куда, конечно, попал и я. И мы начали профессионально рихтовать свои физиономии. Мы уже стали приобретать кое-какие навыки, накапливать мастерство, но нашему командиру батареи, известному капитану Галицкому Иллариону Ивановичу, почему-то наши занятия не понравились. Он закрыл нашу компанию, а нашего тренера перевел в другой дивизион. Но некоторые навыки боксерской техники у меня остались на всю жизнь. Спасибо тому пареньку.
По-разному складывалась моя судьба, но больше в жизни везло на хорошее. Меня назначили преподавателем в кубинскую военную школу. Дали мне группу ребят 16–18 лет. Обычные солдаты, некоторые участвовали в боях против Батисты, а образовательный уровень у них был низкий. Я преподавал им азы электротехники и радиотехники. Работал с переводчиком Роберто Роммеро. За полученную двойку их в субботу не отпускали домой на выходные [такой был у них распорядок службы – как работа с вахтами по неделе], поэтому и нам как-то надо было подсуетиться. У меня никогда на конец недели никто двоек не имел.

Отдых в казарме после ночной смены. Слева направо: сослуживец, постоянный напарник Дружинин Виктор, Боровик Владимир.

Преподаватели и переводчики учебного центра. Стоит 4-й слева в верхнем ряду – Дружинин Виктор.

Начали приходить проверяющие: сидят в конце класса, слушают. Я придумал свою систему обучения: выдавал кубинцам материал, а они его записывали. Затем лучшего поднимал и просил повторить. Тот повторял. Тогда поднимал следующего. Если он путался, я оставлял его стоять и вызывал следующего. И так весь класс. Урок превращался в коллективное действие, где участвовали все. Ответил – садись, не ответил – стой. Через два-три человека я снова просил повторить того, кто стоял. И так далее. К концу урока под смех и хохот все осваивали материал.
С учениками у меня сложились теплые дружеские отношения. В перерывах между занятиями мы пели кубинские песни, частушки, скороговорки. Многие я выучил и пел вместе с ними, а кубинцы просили меня спеть «Подмосковные вечера».

Коллективный снимок советских солдат с кубинскими в расположении части.

Группа советских солдат с кубинскими военными. Кусок территории с уголком гарнизона.

[Все фотографии, без исключения, сделаны вопреки строгим запретам, тайком. Запрещалось иметь фотоаппараты, пленки, проявитель и фиксаж; снимать и печатать фотографии. Тем более передавать их кубинцам, либо высылать в Союз. Меры необходимые. Но все их как-то умели обходить. Например, проявитель и закрепитель Боровику Владимиру регулярно присылали в конвертах с письмами; фотобумага, как и все недостающее, добывалась на месте. К примеру, рулон колючей проволоки стоил 10 песо (около трех окладов рядового), и такие тарифы были на все-все.]
Преподавателей собрали со всего полка, из разных подразделений. Ходили мы все на Кубе в гражданской одежде. Внешне солдаты и офицеры ничем не отличались. Жили мы, преподаватели, в одной палатке. Необходимо было ее как-то убирать. Убирали по очереди. Один дагестанец (вместе служили в Оренбурге, только по разным специальностям) отказался, мотивируя тем, что он сержант. Но я его послал и очень далеко. Тогда он пожаловался нашему руководителю. Тот вызвал меня к себе, устроил головомойку, но также принял другие меры, и все мирно устаканилось – больше не было инцидентов на этой почве. После окончания программы по теории мне дали группу линейщиков [специалисты связи, занимающиеся обустройством и обслуживанием проводных линий связи]. Мы с ними маленько побегали по джунглям, налаживая связь между пунктами А и Б, устраняли обрывы линий и чинили оснастку.

«Выпускное» фото коллектива преподавателей и переводчиков учебного центра.

После окончания обучения кубинцев мы вернулись в свои подразделения и там приступили к своим основным обязанностям. В конце мая 1964 года в порт Сантьяго-де-Куба пришел теплоход «Грузия», грузопассажирское судно. И мы приступили к его загрузке сахаром. Через день по беспроволочному телеграфу прошла новость: 10 июня весь полк уходит домой. Этого еще никто не сообщал, но мы-то работали в связи, а связь знает все даже раньше руководства. Наступило всеобщее ликование.
Тем не менее, мы продолжали нести боевое дежурство и караульную службу. Расскажу историю колодца. Он находился вблизи нашего городка, но за колючей проволокой периметра. Для нас он был очень важным, так как снабжал всех питьевой водой. Его охраняли во избежание отравлений. Первая беда с ним произошла в октябре, еще до блокады. Ласковая ночь, тишина, сверху смотрят яркие тропические звезды. Природа и люди отдыхают от дневного зноя, суеты и хлопот. Вдруг – стрельба, открыл огонь часовой поста около колодца. Поднялась большая суета на полном серьезе. Я как раз находился на КП на боевом дежурстве. Меня сменили и отправили на усиление как раз на этот пост. Мы с напарником на свободной площадке прижались спина к спине и так в напряжении коротали время до рассвета. Последующие разборки ничего не прояснили. [Бывали ложные тревоги, но реагировали на каждую по максимуму, очень многое стояло на кону.] 4 июня [уже 1964 года] мне снова пришлось охранять злополучный колодец, с нуля до шести утра. К тому времени мы уже знали, что 10 июня отправимся на родину. Водозабор находился у речки, а выше нас, на сопке, где-то в двухстах метрах, стояли кубинские ЗПУ [зенитная пулеметная установка] и пункт охраны. Все пространство вокруг заросло непроходимым кустарником с редкими деревьями. Между часом и двумя ночи со стороны кубинцев раздалась очень длинная автоматная очередь. Меня аж дрожь пробрала. Два года обошлось, а здесь – на тебе!
Первая мысль – янки решили проводить нас с музыкой. А что? Гуантанамо близко, а их там тысяч двадцать. Я, в белой рубашке и брюках (нам всем выдали почему-то только белую либо светлую одежду), прислонился к стенке сарайчика. Загнал патрон в патронник неразлучного карабина СКС, да так и просидел до утра в напряжении. Всякие мысли приходили в голову, но я обратился к Всевышнему: «Господи! Не дай мне сына! Не нужны моим детям такие испытания». Господь меня услышал: у меня родились две дочери. Это оказалось правильным. Старшая созрела под Афган, а меньшая под Чечню. Но это было потом, а пока мы еще поджаривались под ласковыми лучами тропического солнца.
Начали официально собираться домой. 10 июня 1964 года погрузились на КрАЗы и под «Прощание славянки» с каким-то щемящим чувством в душе тронулись в порт. Без суеты погрузились на «Грузию», я попал в каюту 3-го класса. На судне уместился весь наш полк, человек восемьсот. И пошли мы курсом на Ленинград.

Домой, на Родину. Теперь с комфортом. Боровик Владимир – средний в верхнем ряду.