Никольская Наталия. Не только о тропических циклонах, Аламар, 1979-1982

Первоисточник ^[10]
Из сборника статей "Советские метеорологи на Кубе. К 40-летию совместной лаборатории".

Никольская Наталия Алексеевна, старший научный сотрудник Гидрометцентра России, кандидат географических наук

^[11]

Я приехала на Кубу в декабре 1979 года для работы в совместной советско-кубинской лаборатории по тропической метеорологии при Академии наук Республики Куба в Гаване. В течение трёх лет руководила работами по изучению атмосферных процессов и разработке методов прогноза наиболее опасных для мореплавания, рыболовства и авиации явлений погоды в тропической зоне. Работала в группе совместно с кубинскими специалистами. Нами был создан архив тропических циклонов (ТЦ) на технических носителях (тогда – магнитные ленты ЭВМ) и на этой основе разработаны физико-статистические методы прогноза интенсивности, эволюции и перемещения ТЦ на 12–72 часа. Эти методы в последующие годы использовались в оперативной практике Института метеорологии АН Кубы. В те же годы здесь работали также специалисты Гидрометцентра СССР Е.П. Веселов и Г.К. Веселова, занимавшиеся исследованиями в области краткосрочных прогнозов погоды в тропической зоне, а ранее – специалист ГМЦ по спутникам Г.Н. Исаева. С 1983 года содиректором совместной лаборатории с советской стороны был, наряду с Нерушевым А.Ф., также сотрудник Гидрометцентра СССР М.А. Сорочинский.
За давностью лет что-то стёрлось из памяти, многое пришлось восстанавливать, но яркие впечатления сохранились на всю жизнь. В первый день после прилёта из холодной декабрьской Москвы поразил "вкусный", напоённый ароматом цветущих растений воздух, а потом – очень тёплый моросящий дождик, почти туман и высокая влажность. И всюду на улицах звучала мелодия модной тогда песенки "Бимбо".

АЛАМАР

Нас поселили в ближнем восточном пригороде Гаваны – Аламаре. Я жила в однокомнатном номере гостиничного типа на четвёртом этаже. Комната была довольно большая, а дом был удачно расположен – с балкона открывался вид на море вдали, а дверь открывалась в сторону общей галереи, где можно было общаться с соседями. Над дверью была форточка, поэтому в комнате можно было устроить приятный сквозняк. Так что я не страдала от жары. Кстати, кубинцы любят сквозняки и не считают их вредными для здоровья. Остальные наши сотрудники жили в "касах" – одноэтажных домах.
Утром автобус заезжал за каждым из нас, и мне обычно кричали снизу: "Наташа!", я выходила на балкон, а потом спускалась по лестнице к машине. И вот соседский попугай Петруша – большой и яркий кубинский "амазон" – выучил моё имя и наловчился громко кричать его, сидя на соседнем балконе. Я выскакивала на балкон, думая, что это кто- то из людей на улице зовёт меня, но никого не видела. Так попугай развлекался довольно часто.
Стены моей комнаты требовали косметического ремонта, и темнокожий маляр однажды в моё отсутствие покрасил их в тёмно-коричневый цвет, пытаясь выразить таким образом своё расположение ко мне. Сначала эти стены казались мне ужасными, но постепенно привыкла – повесила разные картинки и большие карты полушарий, стало даже уютно, и казалось, что в жаркие дни при таких стенах прохладнее. А вообще кубинский климат мне очень нравился. Утром обычно была приятная прохлада, а днём чаще всего было плюс 28 – 32 градуса, а зимой, когда через Кубу проходил "frente frio" – холодный фронт из Северной Америки, то температура могла понижаться до плюс 12–18 градусов. Непрерывно дующие с моря свежие бризы обычно уменьшали жару. Для меня тяжёлым был только один месяц – август. В этом месяце внутритропическая зона конвергенции обычно смещается от экватора к северу, бриз исчезает, и в тропиках, в том числе на Кубе, становится очень жарко и душно, при этом максимальная температура в Гаване в августе в те годы иногда достигала 35 градусов. Купались мы в море в Аламаре круглый год. Зимой температура воды была порядка плюс 22–24 градуса, а летом напоминала парное молоко, что позволяло плавать в воде часами. Что я и делала с маской, трубкой и в ластах, наблюдая за жизнью рыбок, морских звёзд и ежей.
На аламарском пляже, несмотря на сделанные бетонные ступени, был сложный вход в воду: берег состоял из серых известковых кораллов, которые кубинцы называют "dientos de perro" – собачьи зубы. Они были очень твёрдыми и острыми, поэтому приходилось надевать кеды, чтоб не пораниться. Но близко от берега, в море дно уже было песчаным.

ИНСТИТУТ МЕТЕОРОЛОГИИ АКАДЕМИИ НАУК КУБЫ

Институт метеорологии Академии наук Кубы, где нам предстояло работать, расположен в районе Касабланка (Loma de Casablanca), на холме, на высоком берегу Гаванской бухты, в очень живописном месте, как раз напротив Старой Гаваны, их разделяют лишь воды гавани. С берега Касабланки хорошо был виден город и входящие в морской порт океанские корабли – впечатляющее зрелище. Зелёная территория института была похожа на парк с деревьями, высокими кустами, дорожками. Здесь росло огромное дерево манго. Под деревьями на земле вился плющ. На этой территории находилось несколько зданий, в которых размещались отделы агрометеорологии, синоптической метеорологии, бюро погоды, морской отдел, администрация, столовая, хозяйственные службы и др.
Мы работали в отдельном двухэтажном домике на первом этаже, а на втором этаже была школа русского языка для кубинцев – сотрудников института, где преподавала Людмила, с которой я потом подружилась. Некоторые из кубинцев бывали в Советском Союзе и немного говорили по-русски. Был у нас и переводчик, афрокубинец Фидель. Моя рабочая тема была связана с тропическими циклонами, перемещавшимися в прошлом над территорией Кубы. Нужно было собрать архив ТЦ с информацией о них за многие годы, создать алгоритмы, перенести все данные на технические носители, провести исследования и анализ всех материалов и разработать физико-статистические методы прогноза их эволюции и перемещения.
Ранее в аспирантуре Гидрометцентра СССР в Москве я занималась изучением штормовых и ураганных ветров в Северной Атлантике, поэтому тема была мне близка. Вместе со мной в группе работали несколько кубинцев – Антонио Гарсиа (толковый математик и программист), Мириам Лимиа (метеоролог), Антониа (техник) и другие специалисты. В том числе и оригинальный профессор Марио Родригес Рамирес, старый чудак со своей старинной геометрической теорией ТЦ, которую мало кто понимал или использовал.
Содиректором совместной советско-кубинской лаборатории был Альфредо Морено (к сожалению, он несколько лет назад умер). В течение трёх лет такой архив ТЦ мы создали, провели исследования, написали несколько статей, в том числе на испанском языке, участвовали в международной конференции, получили уравнения для прогноза перемещения и эволюции ТЦ. Кроме того, я написала несколько обстоятельных отчётов по работе с перспективой дальнейших исследований.
У меня сложились очень тёплые отношения с сотрудниками нашей группы и многими другими кубинцами. Друзья и знакомые Людмилы в институте – Лурдес Нуньес, Розаура Ойос, Вега, Альберто Серра, Анхель Меуленер (Анхелито) – стали и моими друзьями. Мы много общались, и это помогло мне быстрее заговорить на испанском языке, которого я по приезде совсем не знала. Кубинцы были дружелюбными и весёлыми, всегда много шутили и говорили комплименты. Шутки иногда были специфическими. Любимой темой были шутки по поводу нетрадиционно ориентированных персон. Их на Кубе называют "pajaro" или уменьшительное – "pajarito" ("птица", "птичка"). Мы тогда об этом мало что знали, и эта тематика в СССР, в отличие от Кубы, в те времена ещё не была актуальной. У меня в памяти сохранился такой забавный эпизод. Однажды, ещё в самом начале, мы договорились с Антонио Гарсиа встретиться в институте в 10 часов утра, чтобы обсудить план работ по теме.
Антонио был небольшого роста, светлокожий, молодой, умный, весёлый, был добрый католик и хороший семьянин, любил своих жену и маленькую дочку, часто о них говорил. Немного понимал по-русски. Жил Антонио в дальнем пригороде Гаваны, ему было трудно добираться до работы, и иногда он опаздывал. Опоздал он и на этот раз, и вместо десяти приехал только в 12 часов. Я его заждалась и в сердцах сказала: "Наконец-то ты, голубчик, явился!" Антонио не всё понял и спросил Людмилу, стоявшую около здания рядом c кубинцами, что означает слово "голубчик", попросив перевести. Та молниеносно ответила (шутка!) – "Pajarito!" Что тут было с Антонио! Возмущению его не было предела. Он отбежал в сторону и, согнувшись и отчаянно жестикулируя, повторял: "No, Natalia, no, no, no!!! (Нет!)". Тогда Людмила сказала: "Извини, Антонио, я ошиблась, нужно перевести "Palomito" (от слова "Palomo–голубь"). Все расхохотались, и Антонио в том числе. Вот такие бывали шутки.
И не всегда их можно было понять. Кстати, с Антонио мы до сих пор поздравляем друг друга по электронной почте со Всемирным метеорологическим днём. Недавно у него родилась внучка.
Тёплые отношения сложились у меня и с нашими водителями-кубинцами – мулатом Архелио и чернокожим Бийей. Они тоже любили пошутить. Мы ездили сначала на маленьком смешном автобусе (они называли его в шутку guagon – от кубинского слова guagua – автобус), а потом – на Тойоте. Бийя был очень крупный, темнокожий, деликатный и с добрейшей детской душой.

^[12]

На экскурсиях русские дети Бийю сначала побаивались, но через некоторое время уже не отходили от него. В автобусе и машине живот Бийи с трудом помещался между рулём и сиденьем, и это тоже было предметом шуток. Меня он обычно называл "Mi amor" и требовал, чтобы я сидела спереди, на первом сиденье. Часто по дороге пел известную песню – "Hasta man~ana, vida mia …". Как-то раз перед отъездом в отпуск в Москву я попросила принести мне кокосовых орехов для подарков, и он принёс мне их огромную сетку.
Дорога из Аламара в институт занимала не очень много времени и проходила по хорошему свободному шоссе, обрамлённому агавами, пальмами и вездесущими кустами цветущих белыми и розовыми цветками олеандров, ароматными и ядовитыми.

ГОРОД

С территории института можно было спуститься по крутой и длинной тропинке вниз к гавани, там, у пирса, сесть на небольшую пассажирскую лодку (lanchita), которая ходила, соединяя восточный и западный берег Гаванской бухты, таким образом можно было быстро добраться из института до Старой Гаваны. Справа от тропинки, на холме вдалеке высилась белая статуя Иисуса Христа.
Кубинцы говорили, что недалеко от неё находится домик, где живёт вдова Эрнесто Че Гевара с детьми. В Старой Гаване находится много интересных памятников и зданий колониальной эпохи. Сейчас там разнообразные музеи. Очень красив старинный кафедральный собор (собор Святого Христофора, построенный в 1674 году).

^[13]

К нему прилегает большая Кафедральная площадь. В выходные дни там иногда бывали музыкальные вечера, и всегда была большая художественная ярмарка-продажа. Я её часто посещала. Чего там только не было! Нарядные вышитые платья из белого хлопка, макраме, изделия из кожи, керамики, металла, рисунки, гравюры, картины, разнообразные раковины и абажуры для ламп, фонарики и много всевозможных сувениров. Мой дом в Москве до сих пор украшает лампа, абажур которой состоит из огромной розовой раковины, соединённой с морской звездой в качестве основания – подарок кубинцев. Есть у меня ещё и лампа с абажуром из большой круглой колючей рыбы-шара. Я их нередко включаю для настроения и для гостей.
Недалеко от собора на берегу бухты располагается старинная крепость La fuerza с круглой сторожевой башней и флюгером. Эту башню венчает знаменитая фигурка женщины – символ Гаваны – La Giraldilla (Ла Гиральдилья). Её изображение красуется на этикетках кубинского рома.

^[14]

В Старой Гаване находится Капитолий, похожий на аналогичное сооружение в Вашингтоне. Там размещалась Академия наук Кубы, где мы были несколько раз с рабочим визитом и в праздничные дни на собраниях. Внутри там поражали роскошные интерьеры с отделкой мрамором и бронзой. Мы часто бывали на пешеходной улице Обиспо (Епископа) в хорошем книжном магазине, где покупали многие книги на испанском и русском языках.
Гуляли по интересному старинному бульвару Прадо. Там однажды, отдыхая на мраморной скамейке, я увидела внизу гуляющих кукарачи – огромных тараканов. Потом одного такого я привезла случайно в кармане одежды в чемодане в Москву, но он исчез, не выдержав нашего климата. Некоторые здания в Старой Гаване были в плачевном состоянии, обрушались, и в них было опасно жить. Тем не менее на балконах там висело сушившееся бельё.
Под входом в порт Гаваны (под узким проливом) когда-то был проложен туннель, соединяющий центр Гаваны с её новыми восточными районами, в том числе с Аламаром. Через этот туннель мы ездили в аристократический район города – Мирамар, где находилось наше торгпредство, на "отоваривание" (была тогда такая услуга для советских специалистов). Мирамар – это район Гаваны с широкими улицами, элегантными домами и виллами, район шикарных особняков, садов и роскошных отелей. Многие из них до революции принадлежали американцам.
Туннель при сильных ливнях изредка затапливало. Из туннеля выезжали на Малекон – красивую длинную набережную. На Малеконе всегда было много гуляющих пар. Это любимое место для отдыха, прогулок и традиционных карнавалов. Я была пару раз на карнавалах-феериях всеобщего веселья с зажигательными танцами и красочными костюмами. При въезде на Малекон с двух сторон у входа в Гаванскую бухту можно было видеть две знаменитые крепости – Castillo de la punta и Castillo del Morro – тоже символы Гаваны. Они, как и другие крепости, были построены когда-то для защиты города от пиратов и англичан. Кстати, Гавана была основана испанским конкистадором Веласкесом в 1519–1521 годах. Она раскинулась в северо-западной части острова вдоль побережья Мексиканского залива, который входит в бассейн Атлантического океана.

ШКОЛА ХОСЕ МАРТИ

Через пару месяцев после приезда в Гавану в феврале 1980 года мы стали изучать испанский язык в школе Хосе Марти для иностранцев в Старой Гаване. Ездили туда несколько раз в неделю на нашем автобусе после обеда. Вместе с нами учились поляки, чехи, болгары, немцы. Преподавателем испанского языка была profesora Nereida R. Valdes – симпатичная и энергичная смуглая женщина средних лет с именем мифической морской нимфы Нерейды. Обучение велось исключительно на испанском языке, ни одного слова не произносилось по-русски. Такими же были и учебники. Дома приходилось много заниматься – учить грамматику и слова, выполнять упражнения, писать сочинения. Как это ни странно, через некоторое время почти все учащиеся заговорили по-испански. При этом у чехов был один акцент, у болгар или русских – другой. По акценту можно было определить национальность. Интересно, что когда мы говорили на испанском языке с некубинцами, то понимали друг друга гораздо лучше, чем когда говорили с носителями языка. У русских всегда была проблема безударных гласных – проблема буквы "о" в конце слова. Например, Antonio и Antonia – мужское и женское имя, нужно очень чётко произносить букву "о" в конце слова, чтобы их различить. У русских такой чёткости не было, и вместо "о" часто звучала "а". Это иногда выводило Нерейду из себя. В таких случаях она бегала между рядами столов, складывая круглую букву "о" двумя пальцами и громко твердила: "о-о-о!!!".
Эта школа была также школой нашего просвещения по географии, истории, природе, политике, культуре Кубы. Нерейда рассказала нам про коренной народ Кубы – индейцев-сибонеев, кстати, про одного из них написана трогательная кубинская песня "Сибоней". В процессе колонизации сибонеи были уничтожены, а большую часть территории заняли испанцы. Сибонеи жили на острове с его великолепным климатом и сказочной природой практически в раю. Они были хрупкого телосложения и не могли выполнять для испанцев тяжёлые работы на плантациях сахарного тростника, поэтому были заменены сильными неграми-рабами, привезёнными из Африки.
Мы узнали, что Хосе Марти, которому установлен высоченный памятник в Гаване, был отцом кубинской революции. Он вдохновил и организовал в 1895 году первое восстание за независимость Кубы. В учебнике также было много текстов о кубинской революции, которая победила 1 января 1961 года. Мы учились в школе Хосе Марти четыре семестра и даже получили дипломы об окончании.

ОПЕРАЦИЯ

В мае 1982 года у меня иногда стали появляться внезапные и острые приступы болей в животе, которые быстро проходили. Но вот однажды утром на работе такая резкая боль возникла и не отпускала. И наш водитель Архелио отвёз меня на автобусе в Мирамар в торгпредство, где был советский медицинский пункт. Чувствовала я себя и выглядела очень плохо, еле держалась на ногах. В медпункте сидела упитанная женщина-врач, "разряженная в золото". На мои жалобы сказала, что я просто мнительная, нужно попить альмагель, и всё пройдёт. Я ответила, что пила это лекарство уже много раз, но оно мне совсем не помогает. Врач меня даже не осмотрела. И Архелио отвёз меня домой в Аламар. Весь день я провела в мучениях, лёжа на кровати. Вечером ко мне приехала переводчица Людмила. Она в это время была в отпуске, и вечером мы собирались встретиться, чтобы пойти в театр "Гарсиа Лорка" в Старой Гаване.
Узнав, что меня не было на работе, она забеспокоилась и приехала в Аламар. Увидев меня в тяжёлом состоянии, Людмила сказала, что нужно срочно ехать в госпиталь. Дело осложнялось тем, что восточнее Гаваны в предстоящую ночь должен был пройти центр тропического циклона – урагана "Альберто". Все машины в соответствии с штормовым предупреждением Института метеорологии уже были спрятаны в укрытия, на улицах никого не было. Но каким-то чудом Людмиле удалось найти машину, и меня отвезли в госпиталь. Там мне экстренно сделали лапароскопию (кстати в Советском Союзе этот передовой тогда метод стал применяться только через много лет). Мне сделали прокол, надули живот воздухом, было очень больно. Замечательный врач – кубинец Фонсека – поставил диагноз, и меня срочно прооперировали. Потом я узнала, что у меня аппендицит, который уже переходил в перитонит, и предстоящую ночь я могла бы не пережить. Когда утром я пришла в себя после наркоза, было тихо, светило яркое солнце, и за открытым окном над цветущим кустом вилась крохотная яркая птичка – колибри, похожая на бабочку. У меня ничего не болело, и это было счастьем. Почему-то всё это мне очень запомнилось.
Людмила и кубинцы спасли мне жизнь, и я им за это очень благодарна. А ураган "Альберто" действительно прошёл в соответствии с прогнозом. У меня сохранилась кубинская газета "GRANMA" за 4 июня 1982 года, где описаны все его бесчинства. Зародившись в Карибском море у берегов Гондураса, он прошёл с юго-запада на северо-восток к Флориде. Скорость ветра достигала в нём 120 км/ч, сильные дожди залили всю западную половину Кубы. В провинции Пинар-дель-Рио было эвакуировано 50 тысяч человек, 10 человек погибли, разрушено 9 тысяч жилищ, река вышла из берегов и превратилась в море, произошло наводнение. Такого не было там 40 лет. В провинции Гавана было эвакуировано более 5 000 человек, в Гаване – более 2 500 человек, поплыли машины, были повреждены дома, многочисленные упавшие из-за ураганного ветра пальмы перекрыли дороги, были повреждены телефонные и электрические кабели, потерян урожай. За 60 часов здесь выпало 200 мм дождя – это около 20 вёдер воды на квадратный метр. К утру ураган сместился на северо-восток, в Гаване ветер ослабел, дожди прекратились.

ПЛЯЖИ, ЭКСКУРСИИ, РАЗВЛЕЧЕНИЯ

В выходные дни наша группа советских специалистов часто посещала интересные места Гаваны и Кубы. Ездили мы на своём автобусе с Архелио или Бийей. На северном побережье Кубы, к востоку от Аламара, находится много разнообразных пляжей.
Иногда мы бывали на ухоженном пляже Санта-Мария-дель-Мар с широкой полосой песка, чистейшим морем и кокосовыми пальмами.

^[15]

В тёплый сезон года там всегда было много кубинцев. Но мне больше всего нравился небольшой, уединённый, дикий пляж Пуэрто Эскондидо, что в переводе означает "тайная, скрытая гавань". Возможно, что раньше это было пристанище для пиратов.

^[16]

Туда мы ездили довольно часто. Золотистый песок здесь обрамляли скалы с росшим на них морским виноградом, большие камни на берегу, спокойное синее море и удивительно красочный подводный мир с разноцветными рыбками, снующими под водой, ракушками, морскими звёздами, губками, кораллами. Я часами не выходила из воды, плавая с трубкой и маской под водой, наблюдая за этим причудливым миром, а потом блаженно лежала, загорая на горячем песке.
Гораздо дальше (часах в двух езды на восток) располагается знаменитый курорт Варадеро. Мы были там всего один раз – катались на кораблике в Атлантическом океане.

^[17]

Теперь, побывав в разных странах и на различных пляжах, могу сказать, что длинный пляж Варадеро с его белым (или молочного цвета) песком и бирюзовым морем действительно является одним из красивейших пляжей мира.

<sup>[18]


[19]</sup>

Запомнилась поездка на юго-западное побережье Кубы, омываемое Карибским морем, к заливу Свиней. Там в 1961 году произошло неудавшееся вторжение контрреволюционеров, организованное США. Поразила температура воды в мелком и прозрачном море. Она, по-видимому, превышала 30 градусов, что в жару совсем не освежало. Но зато недалеко от берега на светлом песке, на дне моря лежали огромные ярко-розовые раковины, несколько из них я взяла для подарков.
Именно из таких раковин кубинцы делают красивые абажуры, присоединяя к ним в качестве основания большие морские звёзды. Посетили мы и расположенный неподалёку туристический центр Гуама, где воссоздана индейская деревня. Здесь можно было увидеть островерхие хижины индейцев-аборигенов, их скульптуры, поделки. И тут же располагалась крокодиловая ферма, по дороге рядом с ней нужно было проходить с осторожностью, так как некоторые крокодилы вылезали из воды и грелись на солнце. Посетили мы и красивую долину среди гор – Виньялес и много других мест – всего не упомнить. Но навсегда запомнились живописные дороги Кубы, вдоль которых высились королевские пальмы и даже рощи из этих пальм. Иногда мелькали цветущие деревья и кустарники, среди них – фламбоян и бугенвиллии; и одинокие домики с окнами без стёкол вдоль дорог. Всё это особенно красиво выглядело на закате, когда мы возвращались домой.
Однажды ездили на субботник на уборку плодов кофе. Кубинский кофе отличается высоким качеством. Его варят очень крепким и сладким. Пьют его из крохотных чашечек, предварительно процедив через хлопковый сшитый конус (типа воронки), и запивая стаканом холодной воды. Побывали мы и во многих интересных местах Гаваны. Запомнились огромная зелёная территория зоопарка и свободно гуляющие разнообразные животные. Было много сказочно красивых розовых фламинго, которые почему-то стояли в воде на одной ноге. Часть животных (хищники и шимпанзе) были в просторных вольерах или клетках. Вспомнилась такая забавная сценка. Два шимпанзе сидели высоко в клетках, рядом была дорожка, по которой проходили посетители зоопарка. Один шимпанзе с наслаждением затягивался полученным от кого-то "чинариком" (на Кубе в те годы почти все и везде курили), а второй, протягивая через решётки клетки обе руки, выпрашивал окурочек у курящих прохожих. В Аквариуме в Мирамаре я (наконец-то) увидела барракуд и мурен, о возможном нападении которых на человека нас пугали старожилы, в море я их никогда так и не повстречала. И, конечно, там были медузы, скаты, многочисленные пёстрые рыбки всех цветов и размеров, которые обитают в тропических морях.
Конечно, не могли мы не побывать и в знаменитом доме-музее Эрнеста Хемингуэя, в поместье "Финка Вихия", в предместье Гаваны. Это двухэтажный особняк с большим садом, утопающий в зелени королевских пальм, платанов, сосен. Ещё около дома там росла старая сейба, высоченная, могучая и раскидистая – священное дерево кубинцев.
Хемингуэй влюбился в Кубу сразу же, как только сюда приехал на рыбалку. В 1939 году он купил это поместье. Колумбийский писатель Гарсиа Маркес, большой почитатель Хемингуэя, говорил, что усадьба "Финка Вихия" была в его жизни единственным настоящим домом. После его смерти вдова в соответствии с завещанием передала "Финку" правительству Кубы. Здесь всё сохранилось, как было при жизни Хемингуэя. В комнаты не пускали, но всё хорошо было видно через распахнутые окна. Стены комнат украшены многочисленными охотничьими трофеями, очень много книг, картин.
Здесь Хемингуэй писал свои книги, встречался с друзьями, отдыхал, был свободным и счастливым. Он очень любил кошек и говорил: "Они словно маленькие тигры". Гид сказал, что иногда одновременно в усадьбе жили более 50 кошек. На территории усадьбы можно было видеть мини-кладбище с надгробьями для любимых кошек и охотничьих собак писателя.
Хемингуэй любил рыбачить на Кубе, у него был катер "Пилар", который стоял на приколе в рыбацком посёлке Кохимаре, где жил его друг и капитан катера – кубинец Грегорио Фуэнтес. С ним он выходил в море на ловлю "большой рыбы" – марлина. По инициативе писателя в Кохимаре стали ежегодно проводиться соревнования по ловле марлина. Его ещё называют рыба-меч за мечевидную форму головы. Кохимар находится недалеко от Аламара, и я была вместе с подругой однажды на таких соревнованиях.

^[20]

После окончания ловли огромных (ростом с человека) рыбин подвешивали в ряд за хвосты и на каждой подписывали вес. Побеждал тот, чья рыба была больше и тяжелее. О ловле такой рыбы Хемингуэй написал в повести "Старик и море".
Посещали мы и любимый бар писателя "Флоридита" в Старой Гаване, где за барной стойкой находится его бронзовый бюст, и пили там его любимый фирменный коктейль "Дайкири". Потом мы делали его сами в миксере: изо льда, рома, сахара и лимона, наслаждаясь этим коктейлем вечерами в Аламаре.
С моей подругой Людмилой в Гаване мы иногда бывали в музеях, театрах, на концертах. Очень запомнился концерт молодого тогда "испанского Окуджавы" – барда Хоана Мануэля Серра с его проникновенными песнями о любви, море, чайках, свободе. Интересно, что в те времена в Гаване было трудно встретить пьяного человека, и преступность была минимальной. После театра или концерта можно было спокойно возвращаться на ночном автобусе в Аламар, и это было совершенно безопасно. Совместно с кубинцами мы принимали участие в различных мероприятиях, в том числе и в субботниках на территории института и Аламара.

^[21]

По окончании пребывания нашей группы в Институте метеорологии кубинцы сделали нам прощальный подарок – пригласили всех в знаменитое кабаре "Тропикана", недалеко от Гаваны. Территория кабаре окружена высокими деревьями, среди которых стоят столики для посетителей. Из крон деревьев по лестничкам спускаются на сцену в центре зала множество полуобнажённых девушек в ярких костюмах, украшенных перьями; они танцуют на эстраде и движутся мимо столиков. Оркестр, музыка, певцы, хор, искромётные танцы. А гости пьют вино и едят омаров или такой деликатес, как лягушачьи бёдрышки – праздничный ужин в ресторане.

^[22]

Попробовать лягушачьи бёдрышки я всё-таки не решилась. Когда закончился срок моей командировки на Кубу, накануне моего отъезда в Советский Союз заместитель директора Института метеорологии доктор Луис Пас Кастро вручил мне цветы.

^[23]

ПОСЛЕ КУБЫ

Перед моим отъездом из Гаваны у меня дома в Аламаре собрались мои близкие друзья-кубинцы. У меня сохранилась магнитофонная запись этого прощального вечера. Было много речей, тостов, песен, танцев, шуток, смеха, подарков. Все выражали надежду, что я снова вернусь на Кубу для продолжения работы. Но, к сожалению, так не случилось.
Я вернулась в Москву в декабре 1982 года. После солнечной Кубы мне здесь было холодно, сыро, темно. Лица людей в метро казались серыми и безрадостными. Я очень скучала по Кубе. Долго не могла акклиматизироваться, постоянно простужалась, и впервые в жизни заболела ангиной. Дело дошло до того, что я решилась поменять климат на более тёплый и солнечный. Раньше, после окончания аспирантуры и защиты диссертации, мне предлагали работу преподавателя в Одесском гидрометеорологическом институте. И я поехала в начале сентября на разведку в Одессу. На работу меня снова брали, с обменом московской квартиры тоже не было проблем, но у меня оставались сомнения. Накануне моего отъезда в Москву я была вечером в театре в лёгкой одежде. Днём было жарко, а вечером прошёл холодный фронт – и резко похолодало (Одесса совсем не защищена от северных ветров), я продрогла и промокла до нитки. К счастью, в Одессу я так и не переехала.
И рада была вернуться в Москву. Потом в течение многих лет Куба и испанский язык занимали большое место в моей жизни. Я окончила шестимесячные курсы гидов-переводчиков в "Интуристе" и во время своего отпуска сопровождала группы испанцев, мексиканцев и других испаноязычных туристов в Москве и при поездках по СССР. Мне это нравилось. Было легко с ними общаться, и по их отзывам им со мной тоже легко было говорить. У меня дома часто бывали кубинцы, которые приезжали в командировку в Москву. Они привозили мне книжки, пластинки с любимыми песнями, сувениры от моих кубинских друзей и Людмилы. Были у меня в гостях даже некоторые кубинские сотрудники совместной советско-кубинской лаборатории во главе с содиректором Альфредо Морено. Мы пели за столом хорошо известную кубинскую "Гуантанамеру". Я всегда помогала аспирантам-кубинцам и стажёрам, которые приезжали в Гидрометцентр из Института метеорологии. И все они любили бывать у меня дома.
Всё прервалось только после распада СССР. Тогда на Кубе всё изменилось к худшему, наступил "особый период", очень тяжёлый. Некоторые из моих друзей покинули остров и живут теперь в Майями, Канаде, Мексике. Анхель Меуленер стал начальником метеослужбы в Мексике. Однажды он позвонил и предложил мне работу по контракту в Мехико, связанную с тропическими циклонами. Но мне тогда предстояла операция по укреплению сетчатки глаз, и поездка в Мексику была, к сожалению, невозможна.
Напоследок хочу заметить, что, для того чтобы написать эти заметки через столько лет после тех событий, пришлось изрядно потрудиться. Я просмотрела письма, открытки, книги на испанском языке, прослушала свои магнитофонные записи, сделанные на Кубе, многое вспомнила, навела справки по географии и истории, заново изучила карту Гаваны и Кубы. И мне было приятно снова погрузиться в те солнечные годы, которые были лучшими в моей жизни.