Еремина Ольга. Три года в Новой Деревне, 1979-1982

Впервые опубликовано в журнале КАРТА № 38-40
НАШ ЧЕЛОВЕК В ГАВАНЕ ^[10]

С Ольгой Ереминой, женой военного переводчика, жившей на Кубе с 1979 по 1982 год, беседует Сергей Романов


^[11]


В 1973 году я поступила на заочное отделение юридического факультета Ленинградского университета. В этом же году я познакомилась со своим будущим мужем. Он в это время учился в Военном институте Министерства обороны на факультете военных переводчиков, В 1977-м мы поженились, и я переехала из Рязани к нему в Москву. Два года мы с ним жили в Москве, учились и 5-й курс закончили одновременно.
И вот в 1979 году – мы уже дипломы получили – он как-то раз приходит домой и говорит: "Предлагают в командировку на три года. Группа "Тростник". На Кубу. Поедем?" Ну, конечно, поедем! Это было так необычно, романтично. Р-раз, и прямо на Кубу! Карибское море, барбудос, "Куба, любовь моя..." Правда, строго-настрого было приказано никому не рассказывать, куда мы едем, зачем...
– Даже отцу с матерью?
– Да, им тоже. Сказали, пока, до отъезда, никому-никому! И ещё сказали – начинайте собираться, в смысле, надо собрать и увезти с собой всё, что нужно для жизни семьи на три года. Всё домашнее хозяйство: кастрюли, утюги, швейные машинки, стиральный порошок... в общем – всё.
– И холодильник?
– Нет, это – нет. А вот одежду, обувь – это да. Мы, конечно, были удивлены. В Москве в то время нельзя сказать, чтобы жизнь была очень уж шикарная, но как-то само собой разумелось, что всё продается без карточек и никаких жутких очередей за предметами первой необходимости нет. А нам сказали: и мыло, и зубной порошок, и лекарства – берите всё! Всё, чем хотите обеспечить себя для нормальной жизни, закупайте и везите с собой. И вот я бегала по магазинам и покупала, не соображая, чего сколько нам потребуется на три года вперёд.
И вот я бегала, покупала, паковала и при этом никому ни-ни! Всё это придавало сборам некий оттенок таинственности. А потом мужу, поскольку мы жили в Москве, было поручено купить билеты на самолёт для всей группы.
Нас всех отправляющихся вызывали в политотдел, всех жён, я имею в виду. Беседовали, как мы должны вести себя за рубежом, как высоко нести там звание советского человека... Говорили, что в такие поездки отбирают лучших из лучших, что нам всем оказано такое доверие, такое доверие... и чтобы мы не посрамили... и всё такое прочее.
Мужья у нас почти у всех были лейтенантами, а мы, жёны, – нечто вроде бесплатного к ним приложения. Кстати, все мужчины ехали в гражданской одежде. Официально они числились специалистами по сахарному тростнику (вот почему группа "Тростник") и направлялись "с целью оказания технической помощи". Это было, конечно, смешно, но тем не менее это было так, и мы числились по этой легенде.
Причём самое интересное, что я до сих пор не знаю, проходили ли по этой легенде мы, жёны, как физические лица. Пока летели, везде, по всем документам числился муж. На месте тоже везде официально был муж: и в магазине (там карточная система), и в библиотеке, и в медпункте – везде. Нас как бы и не существовало.
Ходил такой слух, что там, где муж должен был служить, сначала предполагалось сделать всё по высшему разряду в бытовом смысле и что офицеры должны были ездить в командировки без семей. Так, во всяком случае, предлагалось принимающей стороной. Но наши подумали-подумали и решили, что с жёнами – надёжнее, хотя, конечно, и лишние хлопоты и расходы.
Вылетели из Шереметьево 19 октября. Лёту – часов семнадцать. В Канаде, в Гандере, мы очутились как-то очень быстро. Пробыли всего час, в транзитном зале... Нас никуда не выпускали, но там внутри был магазин. А в нем было всё-все – от иголок до автомобилей. И так всё красиво! Такие баночки, коробочки, упаковочки, никто из нас, конечно, ничего подобного раньше не видел.
У нас валюты не было, мы так походили скромненько, посмотрели, вроде как экскурсию провели. Ну и, конечно, сделали для себя вывод, что действительно, оказывается, есть такая красивая и обильная жизнь и что мы летим в иной мир...
В Москве было довольно прохладно, а когда вышли из самолёта на Кубе, очутились... в бане. Вернее, в предбаннике. Жарко, влажно, дышать нечем. Все стали хватать воздух, как рыбы, и быстренько раздеваться... Плюс ещё парадоксы со временем. Прилетели чуть ли не в то же время, когда вылетели из Москвы.
А вокруг – деревья в розовых цветах, пахнет – удушающе. Птицы щебечут со всех сторон. Улетали из осени, а прибыли прямо в лето. Муж пошёл, заполнил какие-то декларации за себя и за меня. Тут подъехал "пазик" (да, наш советский маленький автобус), нас посадили и повезли за 30 километров от Гаваны, к месту нашего назначения, в городок, где жили советские военные специалисты.
Это был действительно маленький городок. Одноэтажные бетонные домики, с плоскими крышами, по-испански – "каса", то есть "дом". По периметру он был обнесён металлической сеткой, а кое-где – колючей проволокой. Вокруг простирались банановые плантации, чуть поодаль располагались небольшой городишко и, отдельно, школа-интернат. В нашем городке было несколько коротеньких улочек. Названия у них неофициальные, конечно, данные ещё в 60-е годы первыми приехавшими, были такие: Центральная, Школьная, Верхняя и Вонючка.
Когда мы приехали, нас уже ждали соседи с обедом. Такая там сложилась традиция – встречать новеньких обедом. Потом и мы так встречали новых соседей из Союза. Домики были, в большинстве случаев, на две семьи. По комнате на семью, а третья комната-холл – общая. То есть коммунальная система. Был ещё душ с ТЭНом для нагревания воды, туалет и холодная вода. Ванны не было. И бани в городке – тоже. Только душ.
Кроме этого, нас сразу предупредили, что вода очень плохая. Трубы старые, ржавые. Всю воду обязательно надо было кипятить. Об этом, впрочем, нам ещё в Москве говорили, чтобы все непременно взяли с собой ёмкости для кипячения воды. И вот все три года мы в большом ведре сначала кипятили воду, а уж потом на ней варили и супы, и чай, и всё остальное.
Итак, на две семьи – один холодильник советский и советская же газовая плита без духовки, маленькая. С кухнями в разных домах было по-разному: у кого-то отдельно, а у нас прямо в холле был выгорожен такой закуток для кухонного стола и плиты. Стёкол в окнах не было. Только противомоскитные сетки и деревянные жалюзи.
Поэтому ощущение было – будто на улице живёшь: всё видно, всё слышно и домики так тесно-тесно друг к другу стоят. Правда, вокруг много зелени, много деревьев, в частности, прямо напротив нашей "касы", на Вонючке – то речушка местная так называлась, – росла могучая кокосовая пальма. И соседи наши после обеда, когда повели знакомиться с окрестностями, первым делом сбили с неё для нас кокос – первый в моей жизни. У меня было представление, что кокосовое молоко – это нечто действительно белое, как молоко, а оказалось – прозрачная жидкость, сладковато-приторная и, если в тёплом виде, просто отвратительная. Очень мне не понравилось это "молоко". Правда, если его охладить, тогда получалось совсем другое дело!
Городок был типично кубинский, но с советским отпечатком. В центре асфальтовая площадка, а посередине росло дерево. Породу не знаю, но по виду похоже на полуоблетевшую лиственницу. Все её называли ёлкой. Возле этой "ёлки" мы справляли Новый год. Здесь же был летний кинотеатр с бетонными скамеечками. Неподалёку – школа и медпункт, а также клуб.
Было ещё два магазина, кубинский и русский. В русском продавцами работали наши, чьи-то жёны. А в кубинском – местные, четыре человека. Колоритные такие личности. Работали они там испокон веку. Наверное, с тех пор, как только городок появился. Я до сих пор помню, как их звали.
Одна была негритянка – Кука, другая – посветлее, креолка – Изабелла, и двое мужчин – Иран и Хосе.
Меня ознакомили с порядком покупок. На каждую семью была заведена карточка – тархета. И был свой индивидуальный номер. У нас, например, № 6048. Продавцы нас запоминали по номерам. Утром заходишь, ещё дверь не закрыла, а тебе: "Доброе утро, компаньеро!" И уже наша тархета на прилавке лежит. И всё, что я покупала, в эту "тархету" записывалось. Так я впервые столкнулась с карточной системой.
Для своего населения все продукты у них были строго лимитированы. Нас это касалось лишь в некоторой степени. На продукты и товары повышенного спроса нам были установлены нормы. Например, в неделю можно было купить 10 пачек сигарет. Я сначала, по простоте душевной, сказала: "Я не курю, и муж у меня не курит. Нам не надо". И вдруг смотрю, Кука с эдаким напором – по-русски! – говорит: "Бери! Бери!" Я отвечаю: "Нет, не надо". А она: "Потом придёшь, придёшь..." Действительно, оказалось, что сигареты – это местная валюта. За все бытовые услуги, кран починить или ещё что, оплата шла только этой "валютой".
Такая же система у них была и с кофе. Кубинцы любят очень крепкий кофе. И в неделю было положено две небольшие пачечки на человека, включая грудных детей. Граммов 100, а может быть, и меньше. Две целлофановые упаковки чёрного молотого кофе. Оказалось, что это тоже "валюта", которая "ходит" даже между нашими. А у кубинцев – тем более. Они такую пачку чуть ли не за один раз выпивают.
И курят там они все поголовно и непрерывно, с детства. Сигареты у них, на мой взгляд, очень крепкие. Но так принято, такая культура, и потому смолят все, и дети тоже.
Ещё лимитированы были рис и фасоль. Это у них основные продукты питания. Можно было купить 1 килограмм риса и 2 килограмма фасоли в месяц. Всё это записывалось в карточку, и с этим было строго. Купил свой килограмм и всё – больше нельзя. Остальные продукты для нас были более-менее свободно.
А в русском магазине были товары, которые привозили морем из Ленинграда. Примерно раз в месяц приходил корабль. Там стояли банки с нашими знаменитыми камчатскими крабами. Баночка стоила несколько песо. Вот их мы покупали и возили в Союз в качестве такого съедобного сувенира: "Краб камчатский – привет с Кубы!" Стояли банки с чёрной икрой – большие и маленькие, красную я что-то не помню. Стоял коньяк "Арарат", три звёздочки. Это тоже была "валюта". Цены были вполне для нас доступные.
– А наша сине-белая сгущёнка?
– Ой, сгущёнка! Сгущёнки было море. И в нашей упаковке, и в местной. Банка стоила 20 сентаво, то есть 20 копеек. А банка тушёнки нашей советской, говяжьей, стоила 40 сентаво. А в нашем магазине ещё было солёное сливочное масло. Видимо, не очень надеялись на рефрижераторы и подсаливали.
Да, я забыла сказать, что в городке жили семьи, которые на Кубу попадали не самолётом, а морем. Не 17 часов в воздухе, а 17 суток на кораблях. Их мужчины ходили в форме. Их называли "войсковиками". А мой муж все три года прослужил в гражданском. Правда, когда вернулись, ему сделали перерасчёт по вещевому довольствию и столько выдали портянок, кальсон и всего остального, что я просто не знала, куда всё это девать...
"Войсковиков" в городке было не очень много. У них был свой городок неподалёку от их части. Она называлась "бригада". Так вот, у них какие-то умники догадались построить пятиэтажные дома. Наши обыкновенные советские панельные пятиэтажки. И они там просто погибали от жары. Особенно на высоких этажах. Такое пекло! У нас же было вполне сносно, вполне прохладно, деревья большие, хорошо прикрывали от солнца. Время от времени начальство грозилось и нас переселить в пятиэтажки, и все очень этого боялись и возмущались.
Деревья цвели почти непрерывно. Не успеет одно отцвести, тут другое распускается. Кто имел склонность к аллергии, тем приходилось тяжело. И чихали люди, и задыхались, и плакали. Климат для нас, русских, там, конечно, тяжёлый. Слава богу, что в моей семье никто этим не страдал, и поэтому для нас это было просто красиво. Мы купили кинокамеру и пытались эти красоты запечатлевать. Правда, плёнки тогда были не очень качественные, и цветопередача получалась весьма условная.
И так вот наша жизнь и текла, размеренно и однообразно... Время от времени, правда, устраивались экскурсии. Нас вывозили в Гавану. В музей революции, музей капитанов-генералов и ещё какой-то музей. Один раз свозили туда, где "Гранма", кубинская "Аврора", высадила повстанцев Фиделя. Это было один раз, потому что от нас это очень далеко. Ехали целый день. Одно хорошо, что на замечательных китайских автобусах. Кстати, на Кубе было много всяких мелких китайских товаров.
– В вашем городке?
– Нет, вообще на острове. Но и к нам в магазин они тоже попадали. Например, всякие игрушки на Новый год. Такие замечательные, красочные! У нас устраивали жеребьёвку, чтобы было всё по справедливости. Этим занималась специальная лавочная комиссия.
Комиссия занималась не только импортными товарами, она занималась всем. Система была ведь завозная и распределительная. Когда корабль приходил в Гавану, в части брали машину, ехали и привозили то, что было выделено нам. На этом этапе решало какое-то неведомое нам высокое начальство. У нас же собиралась лавочная комиссия, состоявшая в основном из женщин. Они подсчитывали товары. Скажем, поступило ситца – 3 км, другой ткани какой-нибудь – 5 км, халатов столько-то, тапочек столько-то и т. д. Всё это делилось на количество семей. Нас было примерно (когда больше, когда меньше) 120. Вывешивался список, сколько чего и за сколько можно купить, и начиналось отоваривание.
Также делились и всякие дефицитные продукты. Например, наше детское питание в баночках, наши соки. Но при этом все знали, что жена командира и начальника политотдела никогда в очередях не стоят, ни в каких списках не числятся, а берут сколько захочется. Это всех возмущало, конечно, и горячо обсуждалось между собой – как так, детей у них нет, а они... Короче говоря, извечный русский вопрос: доколе?
Эта же система распространялась и на жилища, и на бытовые приборы. Например, кондиционеры. При такой жаре они были далеко не у всех. И ясное дело, у кого они были. Когда мы приехали, конечно же, нам ничего не выделили. А вентилятор, который мы привезли, буквально через неделю "отбросил лопасти". И вот мой муж начал мастерить. Вырезал из картона такие огромные лопасти, раздобыл на работе моторчик, соединил всё это проволочками и, как ни странно, эта собранная "на коленке" штука заработала и очень долго охлаждала нашу комнату. Правда, потом, когда у нас родился ребёнок и мы переселились в другую "касу", там в холле был мощный китайский вентилятор. Мы им обдувались по очереди с соседями.
– Чем вы расплачивались в магазине?
– Везде – кубинскими песо. Наши мужья получали зарплату в песо. Но в то же время часть зарплаты пересчитывали в чеки Внешпосылторга. Вот почему рекомендовали всё везти с собой. Чтобы не тратиться на бытовые покупки и как можно больше накопить этих чеков. Потому что это был реальный стимул для привлечения людей. Но в то же время, как у Высоцкого поётся: "С голодухи не помри..." И поэтому был установлен обязательный минимум. Семья из двух человек, например, не могла – не имела права! – в месяц потратить на жизнь меньше 110 песо. Больше – пожалуйста, хоть всю зарплату, а меньше – нельзя. За этим следили очень строго. Нам рассказывали, что были случаи, когда мужья падали в обмороки, потому что жёны деньги экономили. Может быть, это вымыслы начальства, а может быть, и правда что-то было, но минимум существовал, и за этим следили.
– Военным ведь положен паёк?
– Этого у нас не было. Нам, наверное, давали какую-то компенсацию деньгами. Но я в этих делах мало понимаю, знаю точно только, что на жён был положен определенный процент доплаты. И всё это входило в зарплату. А паёк, я знаю, выдавали "войсковикам", тем, что в форме ходили. И мы с ними устраивали обмен.
У кубинцев, например, совершенно нет манки, макарон, ну и много чего ещё нету. А как без манки, если дети в семье? И вот мы покупали у себя в магазине, как у нас говорили, "на карту" что-либо из промышленных товаров и устраивали обмен на манку, макароны, гречку. Каждая семья стремилась установить такую постоянную связь на почве взаимовыгодного обмена товарами и продуктами. Это было существенным моментом жизни.
Иногда очень хотелось наших привычных фруктов и ягод: яблок, груш, клубники, малины... На Кубе этого, увы, не было. С тропическими фруктами, конечно, без проблем! Помню, однажды, а это уже было на втором году, манго меня ввели в заблуждение. Захожу утром в магазин, а там огромная гора круглых, красных плодов. У меня сердце ёкнуло: "Яблоки! Завезли!" Бросилась к ним, а это – манго... Правда, огромные, красивые, роскошные... Не меньше было и ананасов. Всегда были в продаже огромные грейпфруты с такой красноватой мякотью. Нас научили, как их правильно есть. Надо очистить от кожуры, нарезать дольками, посыпать сахарным песком и поставить в морозилку. Получается – восхитительно! Но всё равно хотелось яблочка...
Кстати, яблоки на Кубу привозили. Кто из наших бывал в консульстве в Касабланке и в посольстве в Гаване, рассказывали, что там у них яблоки и клубника были. Но до нас это не доходило...
А ещё очень вкусное на Кубе было мороженое. И дешёвое. И очень большой выбор сортов. Сливочные пломбиры с различными наполнителями. И с клубникой, и с ананасом, и с бананом, и с орешками, и с сиропом, и без сиропа, и с вафлями, и кофейное. Когда я лежала в госпитале, там обязательно на десерт давали мороженое. Причём какую ёмкость дашь, столько и наполнят. Хорошо у них была налажена и развозная торговля мороженым на таких ярко раскрашенных машинах с музыкой. И к нам приезжали. Вдруг заиграет музыка – мороженое привезли! Дети бегут, взрослые идут. И в брикетах, и в стаканчиках, и на развес – пожалуйста! В такую жару, как у них, это очень важный продукт питания. Один из основных, можно сказать.
– На мороженое карточная система не распространялась?
– Нет, не распространялась. Но тут вот какая тонкость возникала. Всем, конечно, хотелось лакомиться мороженым как можно больше. Но для этого надо было иметь левые деньги. Чтобы тратить их безотчётно.
Ведь что бы мы ни покупали, нужно было составить отчёт.
– Не понял. Какой отчёт?
– Каждый месяц каждая семья составляла финансовый отчёт для политотдела. Мужья были обязаны сдать отчёт о том, сколько и на что потрачено денег за истёкший месяц. Поэтому в магазине наши покупки записывались "на тархету", а мы – каждая жена – тоже записывали в свою тетрадочку. Было три статьи: "продукты", "промышленные товары" и "прочие расходы".
Когда нас куда-нибудь вывозили, это и были "прочие расходы". И вот на экскурсии все видят, что ты покупаешь много мороженого, а муж к тому же и пивом себя угостил. А в отчёте у тебя в этой графе скромно стоит – 10 песо. Тебя, то есть мужа, конечно, сразу вызывают и говорят: "В этом месяце вы взяли на расходы 110 песо. Такого-то числа вы выезжали туда-то, почему неправильно отчитались? Откуда у вас лишние деньги?"
– А 110 песо на наши тогдашние рубли – это сколько?
– Примерно один к одному. Точный курс я не помню. Я не знаю, зачем, но нас так контролировали. В принципе, в 110 песо в месяц мы укладывались, когда нас было двое. Но, разумеется, было много всяких соблазнов, то же мороженое, например. Хотелось всё попробовать, купить что-то интересное. Ну и, конечно, старались обойти...
Знаете, когда начинаются запреты, всегда наши люди находят пути эти запреты обойти.
Например, уговаривали кубинских продавцов не отмечать покупки в тархете. Деньги тратишь, а в карточке – чисто. Помню, в каком я была ужасе, когда это произошло в первый раз. Пришла, покупаю, а она мне ничего не записывает. Я думаю: "Как же так? Как же я буду отчитываться? Я же деньги истратила..." Политотдел ведь в конце каждого месяца сверял сумму, которую я указывала в отчёте, с той, что была в магазинной карточке. А тут и денег уже нет, и в карточке ничего не написано.
И все вокруг так делают, и все довольные ходят. И никто ничего мне об этом не говорит и не объясняет. А что тут объяснять – скоро и так всё стало ясно. Оказалось, что в городке процветает мелкое предпринимательство, незаконное, разумеется. Хоть мы и были отгорожены от внешнего мира сеткой и колючкой, но никаких охранных постов не было и кубинцы к нам довольно свободно приходили, чтобы покупать у наших продукты по повышенной цене.
Конечно, некрасиво, но жизнь не остановишь... Смотришь, сегодня к одной соседке кубинец с сумкой пришёл, завтра – к другой. Пришли пустые, обратно – еле несут. А на следующий день они в магазине всё подряд покупают. В общем, левые деньги у всех были. У кого больше, у кого меньше. И все старались потратить их на свои удовольствия – на мороженое – без отчёта. Ведь конечно же очень неприятно и унизительно было каждый месяц составлять отчёт – куда ты потратил свои деньги...
– Получается, в повседневной жизни политотдел играл чуть ли не главную роль?
– Да, он во всё вмешивался. Кроме отчётов и устройства досуга, в политотделе разбирались все ссоры и конфликты. Хоть нам и говорили, что отбор на Кубу был самый строгий, что отобраны лучшие из лучших, а из них – самые достойнейшие, но люди есть люди. Обязательно что-нибудь да случалось: то алкогольные дела, то кто-то кого-то приревновал, то из-за детей вспыхнула ссора. Всё это разбиралось и улаживалось в политотделе.
Понятно, что не службой или кухней единой жив человек. Досуг тоже нужно проводить с пользой.
Я уже говорила, куда и как нас вывозили на экскурсии. Но экскурсии все три года были в одни и те же места. Так что, раз-другой съездишь, и падает интерес. Тем более, что не разрешалось отделяться и самостоятельно что-то осматривать. Время от времени поездки вообще отменялись. Объясняли это то осложнением международной обстановки, то тем, что бензина нет, то ещё чем-нибудь... А ещё, если кто-нибудь в чём-нибудь провинился, тоже могли вычеркнуть из списков. Лишить, так сказать, "увольнения на берег".
А Гавана – очень красивый город. Особенно старая часть: набережная, колониальная архитектура, крепость, древний маяк... И кубинцы – люди красивые и весёлые по природе. Как они нам объясняли, на Кубе проблем нет, только одна осталась – мировой империализм. И вот они поют и танцуют, и очень все весёлые. И телевизор как ни включишь – танцы, танцы, танцы. Самбы, румбы, хабанеры и прочие зажигательности. А ещё – бейсбол, бейсбол, бейсбол.
Книг на русском языке на Кубе было много. Помню, когда нас в первый раз привезли в Гавану на экскурсию, мы зашли в книжный магазин "Глобус", а там такие великолепные издания свободно лежат! Мы просто обомлели. Была и выездная торговля книгами. В определённые дни в часть приезжал магазинчик. И мужья в ленинской комнате тянули номерки, чтобы всем досталось, чтобы никому не было обидно. Так что книги чаще приобретали мужья. Однако были у нас и такие смелые, рисковые женщины, которые в одиночку ездили в Гавану за книгами. Это было запрещено, но они выбирались из городка, садились на местный автобус, ехали и покупали книги. И у нас – среди женщин – была такая своеобразная торговля книгами, полулегальная. Но не могу сказать, чтобы с наценкой и прибылью. Просто что-то лишнее, что-то не понравилось, и вот шло такое перераспределение через куплю-продажу.
А у нас получилось, что книги, купленные на Кубе, стали нашим главным семейным богатством. Когда мы ехали назад, у нас было два богатства: двое детей, которые там родились, и книги, книги, книги.
– Значит, вам запрещали ездить в Гавану?
– Как только приехали, так всех прибывших собрали и сказали, что выезд из городка самостоятельно и, тем более, в одиночку категорически запрещён. И если кого уличат в подобном нарушении, тот в 24 часа будет отправлен назад. Нас вообще постоянно, так сказать, профилактически, предупреждали: "Если что – 24 часа и..." Это была центральная формула житья-бытья.
Но "неформальная" жизнь всё равно была. Собирались компаниями, отмечали личные даты, слушали сочинения местного барда, пели сами, организовывали вылазки "на шашлыки"... из курятины. На одного человека в неделю давали одну курицу. А вот говядину совсем не помню, была ли. Рыбу же мы выменивали у "войсковиков". Им выдавали на паёк нашу мороженую рыбу, привезённую из Ленинграда. Вот её мы и выменивали.
– Как?! Ведь Куба – остров в тропических водах. Неужели не было местной рыбы?
– Абсолютно не помню местной свежей рыбы. И вообще ничего морского: креветок, лангустов, устриц и прочего. Даже морской капусты. Ничего.
На всё молочное были нормы. А сверх того действовало ещё такое правило: сколько бутылок сдаёшь, столько получаешь полных. Принёс две – две и дадут, а третью – ни за что, хоть ты на колени встань! Поэтому пустая стеклянная бутылка была большой ценностью, ещё одним типом "валюты". Люди, когда уезжали, друг другу передавали бутылки с рук на руки. Эта же система касалась и пива. Его тоже продавали только на обмен. И если новенький по какой-либо причине оставался без "стекла", у него начинались мучения... Только очень нескоро, когда приживёшься да привыкнут к тебе, да наладятся связи, продавец мог продать бутылочку просто за деньги. Ну а ты, соответственно, ему за это, "в благодарность", пачку сигарет или кофе. В общем, "стекло" берегли пуще глаза.
– А как обстояло дело с нашим национальным "лекарством"?
– О, этого хватало. Было. Я уже говорила про коньяк. Водка в русском магазине продавалась свободно и стоила столько же. Правда, со временем, через год, кажется, водку ограничили. Завозили только к праздникам и продавали, как заказ. А коньяк "три звёздочки", четыре девяносто бутылка, стоял всегда. Но кроме этого были ещё кубинские напитки. Ром в таких красивых бутылках. Было и виски. Но стоило это очень дорого: бутылка рома – 80 песо. Конечно, я такую не куплю официально. Но вот приходил день, когда "на карту не писали". И тогда начинали сметать эти дорогие бутылки, а по цепочке передавалось – "на карту не пишут!" – все бежали в магазин и тоже включались, и все были счастливы...
Потом всё-таки находился один, стучал, прибегало начальство из политотдела и приказывало, чтобы все – честно! – записали в карточки, кто что купил. И вот начиналось "восстановление честности". Кто-то писал целиком, кто-то утаивал, но брешь в бюджете это пробивало. Получался перерасход. Возникал вопрос – откуда деньги? Приходилось оправдываться и выкручиваться, что, дескать, занял-перезанял и тому подобное. А мужей однозначно вызывали на ковёр и давали сначала нахлобучку, а потом накачку: это недопустимо! чтобы это было в последний раз!
На Кубе у нас родилось двое детей. Самое интересное, что у них, как и в США, гражданство определяется по месту рождения. То есть мои дети, там рождённые, могут считать себя гражданами Кубы [родившиеся на Кубе дети иностранных специалистов не получают кубинское гражданство – прим. Сергея Романова]. За рождение моего мальчика мне выплатили через консула пособие. От Кубы. Если не изменяет память – 90 песо. А когда родилась девочка – 40 песо. Я спросила, а почему? И мне ответили: "Потому что революции нужны солдаты".
Я – русская, но родила в кубинском госпитале, положено по закону за "солдата" 90, а за "боевую подругу" 40 – получи!
Я пока там жила, не знала названия нашей базы и чем она занимается. Могла только предполагать. Место, куда уезжал на службу муж, называли Торенс. И это всё, что я знала. И только не так уж и давно, когда об этом много стали писать, я узнала, что он работал на станции радиослежения в Лурдесе.
С местным населением мы почти не общались. Да и как будешь общаться без языка? Было у нас с ними другое "общение". Я уже говорила, что неподалёку, за горой, была школа-интернат. Так вот, пионеры кубинские – они ходили в форме с такими бордовыми галстуками – время от времени подворовывали у нас в городке бельё с верёвок. Смотришь, то полотенца нет, то простыни, то ещё чего-нибудь. Но у них всё это было в жутком дефиците. Ведь абсолютно все товары (не только продукты!) лимитировались и отпускались только по карточкам. Ничего свободно купить было нельзя. Помню, зайдёшь в магазинчик возле госпиталя, а там лежат наши самые дешёвые и непритязательные алюминиевые общепитовские ложки и вилки, гранёные стаканы, кастрюльки дюралевые. И это тоже у них было по карточкам! Так что пионеров из интерната можно понять.
Всё было по карточкам. Иногда увидишь что-нибудь нужное, особенно детское, игрушку-погремушку какую-нибудь, очень хочется купить, тогда сначала протягиваешь пачку кофе или сигарет – и нет проблем! – продают...
Если посмотреть критически, жили они, конечно, беднее нас намного. Взглянуть хотя бы, во что они были одеты, что на ногах. Хоть всё и пёстро-ярко, а очень бедно. И в такую жару – все в кримпленовых брюках. И мужчины, и женщины. Прямо униформа. А уж про модельную женскую обувь я молчу. Да что там модельная – простые летние босоножки и то в редкость. В основном – чёрные мужские полуботинки. Чуть ли не нашего "скороходовского" производства. И так одеты все. Ну очень скромно. И ничего, абсолютно ничего нельзя купить свободно. Всё, что лежит на полках и витринах, – только для видимости. Тархета, тархета, тархета!
Почему к нам в городок и приходили и брали всё: от продуктов и мануфактуры до зубной пасты и щёток.
И вы знаете, эти постоянные ограничения, эти "тархета" так въедаются, что буквально в кровь проникают. Когда мы вернулись, я очень долго (очень!), заходя в магазин и что-то присмотрев, первым делом – на автомате! – спрашивала: "Это можно купить?" или: "А сколько этого можно купить?" Само собой слетало с языка. Помимо воли! На меня продавщицы так смотрели: "Раз лежит, значит можно, женщина". Откуда им знать было, что на Кубе – лежит, а нельзя...
Очень хотелось уехать. Мы устали. И вот когда пришёл этот долгожданный день, мы подхватили детей, вещи – у нас книг много было – и совершенно счастливые помчались в аэропорт...
Нам ещё два раза потом предлагали поехать на Кубу. Но мы отказались. На нас так смотрели: "Вы что, с ума сошли? Такие деньги!" А я говорила: "Я уже больше – не хочу". Самое интересное, что когда мужу первый раз предложили, он сразу ответил: "Нет". Ему говорят: "Ты не торопись, сходи домой, с женой посоветуйся, потом решишь". Он пришёл, спрашивает, а я ему тоже сразу: "Не поедем".
Самое главное, пожалуй, знаете, вот это ощущение несвободы... Этого очень не хотелось. "Тархета". Опять эти отчёты... Опять эти накачки... В общем, мы отказались. Мужа даже заставили написать отказ. Но мы ни разу после не пожалели.

2004 год, Рязань