Аркадьев Михаил. Остров свободы как ностальгия, 1965-1968

Первоисточник ^[10]

Об авторе - см. Википедию ^[11].

Кубу в 1965-68 гг. прекрасно, подробно помню, с первого до последнего дня моей и родителей жизни на острове. Учился там в первом и втором классе. Помню ярко-оранжевый грунт, фантастическую голубизну Атлантики и слепящее обжигающее солнце. Помню "американскую" еще Гавану, желтые ветхие "нью-йоркские" такси, набережную и черный от йода парапет Малекон, отель Фокс (прототип наших "развернутых книг" на Калининском проспекте/"Новом Арбате"), и старый отель Де-Вилль, где селили только что прибывших специалистов (каким был мой отец). Помню Музей изящных искусств, помню оперный театр, кинотеатр "Синесита", где я раз в полгода имел счастье смотреть мультфильмы Диснея, где я увидел и ярко помню отдельные сцены из "Войны и мира" Бондарчука. Особенно эпизод с питьем вина на подоконнике Долоховым и внутренний диалог Пьера перед Бородиным, помню лежащего под аустерлицким небом князя Андрея.
Помню испанский квартал, роскошный в своих темных разводах кафедральный собор испанского барокко, яркие дурманящие запахи жаренного ореха, вкус свежевыжатого, вернее отжатого в специальной машине сока сахарного тростника, запах и вкус черного кофе в чашечке "за три сентаво".
Виллу Хемингуэя помню подробно (вид его уборной с книжной полкой приучил меня на всю жизнь читать в туалете 😉 Помню хемингуэевский "черный домик для ста кошек". Помню поселок Кохимар, где он писал "Старика и море". Там я научился плавать, в том числе с маской и ластами, увидел подводные красоты Мексиканского залива. Помню, как мы с родителями встречали Новый год на берегу залива, на теплом пляже, со спидолой и боем курантов. Помню ураган "Флора", ветер на который можно было ложиться спиной, помню залитые морской водой улицы поселка Аламар, где мы с родителями жили в отдельном (!) бунгало под номером 165, "сьенте сесенто синкос". Помню эвакуацию в Гавану, волны, перехлестывающие на Малекон и заливающие город. Помню стройность и странное, чуждое времени испанское величие гаванского маяка и портовых высоких крепостных фортов. Помню резкий запах йода и водорослей. Помню летние многочасовые, полные зловещих риторических пауз речи Фиделя, от длины которых и от медленной жары люди десятками падали в обморок, и их увозили на скорой. Помню вкус холодного фруктового супа, который готовила в страшную изнуряющую жару постепенно полнеющая от этой самой безжалостной жары мама. Помню огромных пауков "арания пилюда", иногда залезавших даже в постель, и злобных, голодных, безжалостных москитов, от которых была только одна защита ночью: сетки из марли, натянутые туго домиком над кроватью и сильно обдуваемые напольным вентилятором.
Там у меня начался фурункулез, который прошел только через пару лет после возвращения, там я сначала научился красиво писать тонким стальным пером с чернилами (давно забытое умение, которым когда-то владели все школьники), а потом, вернувшись в СССР, разучился. Там я смотрел кино на открытой площадке, не выходя из автомобиля, ел пахучего и невероятно вкусного карнавального кабана на огромном вертеле, и до сих пор, пока безуспешно, ищу возможность повторить это вкусовое ощущение. Там я воочию видел сидящую на медленно летящем над толпой троне улыбающуюся карнавальную королеву красоты. Там я впервые сбежал из дому. Там я впервые почувствовал запах деревенского свинарника, и увидел свиней, млеющих под тропическим солнцем в сухой глинистой грязи. Там я научился кататься на металлических двойных роликах, крепящихся прямо к сандалиям, и на большом велосипеде. Там я впервые увидел охлажденную до пара на стекле бутылочку настоящей кока-колы, там я впервые увидел и понюхал ром баккарди. Там мне отец своими руками сделал два карнавальных костюма - костюм робота и костюм мушкетера.
Там я впервые держал в руках автомат Калашникова и слышал, как кубинские солдаты стреляют из орудий в сторону нейтральных вод, где постоянно маячил американский линкор. Там я впервые попробовал все виды даров моря (которые потом наши идиоты-чиновники переименовали в "морепродукты"). Там я выучил наизусть целиком "Бородино" Лермонтова, страстно прочел его на школьном конкурсе, и неожиданно для всех получил первое место. Там я сыграл гнома Воскресенье в детском спектакле, который поставила моя мама в школе Аламара, а потом его же в кукольном спектакле. Там я впервые ощутил острую ностальгию по снегу и березкам (что сильно потом повлияло на мое юношеское славянофильство).
Там я сделался собачником, так как мы взяли жить к себе беленько-серую с коричневыми ушами дворнягу Канделу, родоначальницу нескольких наших аламарских собачьих поколений. Я помню эту нашу замечательную Канделу, потом погибшую под колесами бешеного догхантерского автомобиля, собачку, которая раньше принадлежала дяде Хосе (чью добрую лысину и улыбку я помню, как будто мы вчера расстались), обрусевшему испанцу, папиному другу, одному из тех самых, немногих оставшихся в живых испанских детей, вывезенных в СССР из Испании побеждающего Франко. Поэтому такое огромное реальное ошеломляющее правдой воздействие (вместе со всем остальным) на меня оказывает "испанский" эпизод из "Зеркала" Тарковского. И так далее, всего не перечислишь.
Жизнь на Кубе меня сделала внутренне свободным, по-латински романтичным, свободным в том числе от атмосферы советской школы, от советского ощущения цвета времени и пространства, но в то же время навсегда лишила меня способности к стандартной социализации, и это повлияло на всю мою жизнь.

Фотографии. Подписи автора.

^[12]
Мама, я, с Чучкой (сыном родоначальницы династии Канделы), и бродячий пес Злюка, который меня сначала покусал, а потом мы подружились.


^[13]
Гавана, набережная Малекон.


^[14]
Отель Де-Вилль, бассейн еще работал.


^[15]
Родоначальница Кандела (справа) и ее сын Чучка.


^[16]
Я в кубинском сомбреро