Карпов Рэм Васильевич. Первый советский геолог в Никаро (1961-1962)

17.04.2017 Опубликовал: Гаврилов Михаил В разделах:

Предложение поехать с семьей на Кубу я получил в середине марта 1961 года. Я тогда жил в Ленинграде и работал старшим инженером по цветным и редким металлам Северо-Западного ТГУ Главгеологии РСФСР. Считался специалистом по месторождениям никеля, хорошо знал коллег из проектного института "Гипроникель". Вот поэтому в отдел кадров нашего управления и позвонили из Министерства Геологии СССР. Все было очень срочно: анкеты, фото, медсправки, что нам не противопоказан "жаркий тропический климат". А в служебном плане меня проинструктировал мой хороший знакомый по Печенге и Мончетундре Матвеев Петр Степанович. Он работал в "Гипроникеле" и в январе-феврале 1961 года побывал на Кубе в короткой командировке с группой советских инженеров. В частности, они были и в Никаро. Никаких бытовых подробностей он не рассказал, а все напирал на то, что моя основная задача - отбор громадной представительной технологической пробы руды для дальнейшего исследования ее на предприятиях Советского Союза.
И вот, 12 апреля, когда по радио сообщали об успешном полете Юрия Гагарина, ко мне ворвался наш главный инженер А.Н. Петров со словами: "В космос ты не полетишь, а на Кубу поедешь!". Ему на эту тему только что звонили из Москвы.
В два-три дня моя жена Тоня уволилась с работы, мы схватили дочку Юлю из садика и поехали в Москву. В столице поселились в гостинице "Ленинград", втроем в трехкомнатном номере даже с пианино. Но пока оформляли загранпаспорта, на Кубе произошло вторжение "мерсенариос", кубинских эмигрантов-наемников на Плайа Хирон ("Операция в заливе Свиней", 14-19 апреля 1961 года), и в связи с непредсказуемой ситуацией нам отменили вылет. Мы вернулись обратно в Ленинград, снова оформились на работу. А через пару дней опять "пожар", но теперь мне сказали лететь одному, без семьи. Это произошло 22 апреля.
На этот раз в Москве я даже не ночевал: сдал партбилет в ЦК, в тресте "Зарубежгеология" получил загранпаспорт, деньги (песо и доллары) и сразу поехал в Шереметьево: в то время единственный международный аэропорт. Я летел вместе с группой специалистов из Норильска, 7-8 человек во главе с руководителем Ильичевым, направленной по линии "Тяжпромэкспорта" для возрождения никелевой промышленности Кубы.
Прямых авиарейсов в Гавану тогда не было: сперва мы летели нашим Ту-104 в Прагу. В Праге жили в новой гостинице "Интернационал", на краю города возле трамвайного кольца. Около недели ждали самолета авиакомпании Cubana de Aviación, который ходил по очень неустойчивому расписанию. В пути он совершал две посадки для дозаправки: сначала на Канарских островах (город Санта-Мария), а затем на Багамах.
Эрнесто Че Гевару я впервые увидел в аэропорту Гаваны примерно в 3 часа ночи 2 мая 1961 года, когда наш четырехмоторный турбовинтовой самолет Britania завершил 16-часовой полет из Праги. Так мы из мирной Москвы перенеслись в атмосферу революционного порыва, энтузиазма и нервного напряжения. Че занимал тогда пост министра тяжелой промышленности Кубы. Это были дни, когда Фидель Кастро впервые провозгласил социалистический характер Кубинской революции, дни, когда за 36 часов были наголову разбиты и пленены более тысячи наемников, вторгшихся на Плайа-Хирон. Можно себе представить, какой у Че Гевары был дефицит времени! И, тем не менее, он нас встретил, и провел с нами почти пять часов в зале прибытия аэропорта.
Внешность у Че была примечательная, особенно черные, пронизывающие взглядом, глаза и ладная полевая форма. Но при этом довольно щуплая фигура. Че Гевара носил на поясе громадный десятизарядный кольт в кобуре, патронташ, гранаты. Он напоминал героя нашей гражданской войны, какими в кинофильмах изображались Котовский, Щорс, да и батька Махно. И в то же время добрая, застенчивая улыбка. Неприкрытая радость от встречи с советскими людьми.
Че угощал нас крепчайшим кубинским кофе и с энтузиазмом рассказывал о разгроме наемников на Плайа Хирон. Наш бедный переводчик чуть не "захлебнулся". Мы и сами, готовясь к командировке, усердно учили испанский, но живую, расцвеченную народными словечками речь, слышали впервые. Мы сначала никак не могли взять в толк: почему Че Гевара не отпускает нас в город? Стеснялись спросить, и только потом дошло, что он - всемогущий на Кубе человек, ждет каких-то чиновников.
В 8 утра эти чиновники явились. И только после соблюдения всех необходимых формальностей пограничной и таможенной службы, Че отвез нас в фешенебельную гостиницу "Капри". Там он проследил за тем, как мы разместились. Вышколенный персонал отеля, одетый в ливреи, с ужасом взирал на кольт Че Гевары. Мы себя тоже чувствовали неуютно: в "Капри" было слишком шикарно для "нашего брата". Мы к такой роскоши не привыкли, а персонал стремился нам всячески услужить.

rvk01s

В целом, обстановка в Гаване в те дни была крайне напряженной: каждый день по радио сообщалось о террористических актах - взрывах, поджогах и т.п. Повсюду предпринимались меры по усилению безопасности. Один раз меня даже задержали, когда я возвращался из посольства в гостиницу. И все из-за того, что я тащил в сумке арбуз! Потом извинились, но меня задело, что "совьетико" приняли за террориста. Хотя взрывы тогда гремели практически каждый вечер: в кафе, ресторанах, кинотеатрах...
Но я пробыл в Гаване недолго: через пару дней мы уже летели вместе с Че на маленьком самолетике. Сначала приземлились в Моа, где провели три-четыре часа, а затем уже я и Че полетели в Никаро, а остальные советские специалисты остались в Моа.
В Никаро на совещании Че представил меня горнякам и приказал всем строго выполнять мои поручения. Надо сказать, что большинство кубинцев относилось к Че Геваре с огромным энтузиазмом, как к ближайшему сподвижнику Фиделя: вокруг него обязательно собиралась толпа, и начинался стихийный митинг с возгласами "Venceremos!" и "Patria o muerte!".
Когда я провожал Че, он обратил мое внимание на контраст между убогими перенаселенными казармами, в которых жили горняки с семьями без воды и электричества, и ухоженным поселком местной "элиты" с бассейнами, гольф-клубом, школой и культурным центром. "Все это отныне принадлежит народу", - с гордостью произнес он. И действительно, бассейны и спортплощадки были заполнены чумазой смуглой детворой.
Наша группа советских технических специалистов под руководством Ильичева была одной из первых, направленных на Кубу. Но я оказался в Никаро, а остальные в Моа. Оба предприятия (и в Моа, и в Никаро) ранее принадлежали американской компании "Бетелхелм Стил". Предприятие в Никаро добывало руду с 1942 года. Эта руда подвергалась аммиачной переработке в концентрат железа, марганца, никеля и кобальта. Затем концентрат отправлялся в Штаты, где использовался как источник ферроникеля для легирования нержавеющей стали. На заводе в Моа (его строительство завершилось в 1959 году) применялась более современная технология с сернокислотной переработкой. В марте 1960 года (в ответ на требования кубинцев об оплате США никелевого концентрата по мировым ценам) американцы остановили производство и в Моа, и в Никаро. Через 7 месяцев на Кубе были национализированы предприятия, принадлежащие иностранным концессиям.
В 1961 году с целью возобновления производства решили, что аммиак и серная кислота отныне будут поступать из СССР. И действительно, на линии Ильичевск (порт в Одесской области) - Никаро стали работать два танкера, которые еженедельно привозили аммиак в виде нашатырного спирта. Представляете, везти через Атлантику многие тысячи тонн нашатыря! Раньше это шло из Штатов, которые находились рядом. Но, как ни странно, завод в Моа заработал через пару недель! Я в это дело не сильно вникал, так как работал на руднике "Мина де Окухаль", который занимал пространство примерно 10 на 15 километров. Кубинская руда - это кора выветривания ультраосновных пород, имеющая толщину (как мы, геологи говорим "мощность") 2-4 метра, правда, с карманами до 8-10 м. И вот экскаваторы (их было штук 12-15) гонялись за этой коркой.
После национализации предприятия в Никаро все инженеры и технические специалисты (не только американцы, но и кубинцы) сбежали в Штаты. В поселке остались только мастера и рабочие. Была поставлена задача: срочно возобновить работу предприятия с поставкой готовой продукции в Советский Союз. Ведь платить за помощь СССР кубинцам было нечем, кроме сахара и латеритного никеля. А латеритами покрыта большая часть Кубы. Это источник силикатных никелевых руд, которые, конечно, гораздо хуже Норильских, Печенгских и Мончегорских. Из наших получается рафинированный никель высокой чистоты 99,99%, а из кубинского, дай бог, 20%. Но это было решение политическое, и мы претворяли его в жизнь.
Рудник "Мина де Окухаль" оказался настоящим "лоскутным одеялом"! Земля на руднике принадлежала 15-20 частным владельцам, которые получали мзду от американцев по мере ведения добычных работ. Она делилась на неправильные круговые, овальные и многоугольные участки (помню названия типа "Соль-Либано", "Рамона", "Левиса"), и почти на каждом имелась своя система координат, свои топографические и геологические карты. Половина участков измерялась в метрической системе координат, а другая – в дюймах, футах и милях! Вот в такой неимоверно запутанной документации (на английском и испанском языках) пришлось разбираться.
Мне запомнился рудничный геолог Дарвин Солер. Наверное, ему икалось в Майами. От Солера осталось несколько ящиков разрозненной документации на английском и, в меньшей степени, испанском языках. С этой документацией я и разбирался. Английский я знал, а испанский проще, поэтому изучал его с удовольствием. Радио очень помогало.
Следовало возобновлять работу экскаваторов в забоях, но без геологической службы (Дарвин Солер сбежал, а в его служебных документах - планах, чертежах, таблицах опробования - кроме меня, никто не разбирался) рабочие-экскаваторщики не могли найти руду и отделить ее от пустой породы. Поэтому подчеркиваю, что лично мне удалось обеспечить добычу кондиционной, доступной для технологического процесса выщелачивания, рудной массы.
Правда, в самые первые дни я опозорился. Мне выделили джип для поездок, а я водить машину тогда не умел! И на меня пальцами показывали: "инженьеро совьетико" не умеет водить машину! Пришлось осваивать...
Мои коллеги из Союза стали подъезжать недели через две-три. Это были маркшейдер по имени Гелий (фамилию не помню), обогатитель Юрий Ашитков и горняк Дюбин, который стал руководителем нашей группы. Переводчик Эдик, студент на практике после 3-го курса, прибыл месяца через полтора. К сожалению, наш практикант совершенно не знал технической терминологии.

rvk02srvk03s

Семьи приехали ко всем месяца через два. Моя жена Тоня с дочкой Юлей летели тем же маршрутом, что и я. Во время посадки на острове Санта-Мария нашу дочку опекали монахини: поили молоком и заботились о ней. С ними летели киноартисты Евгений Урбанский и Нина Дробышева, чтобы представить на Кубе картину "Коммунист". В Гаване Тоня жила вместе с ними в отеле "Националь", пока я не приехал за ними на автобусе из Никаро.
В окончательном виде наша группа в Никаро состояла из четырех специалистов с женами, переводчика и двух детей дошкольного возраста.

rvk04s

Теперь о распределении обязанностей на руднике. В задачу обогатителя входило наладить переработку сырой руды, доставляемой самосвалами из забоев на завод, в товарный продукт с содержанием никеля около 20%. Маркшейдер отвечал за учет добытой руды. Горняк организовывал производство, транспорт и механизацию. А геолог, то есть, я, на основании оперативных химических анализов указывал, где добывать руду и отгружать ее на завод, а где лежит пустая порода, которую обрабатывать бессмысленно.
Постепенно мы освоились. Деньги раз в неделю привозили из Моа. Руководитель группы Ильичев или его зам выдавали нам песо "на жизнь" под расписку, а также доставляли советские газеты.
Эти песо мы тратили в частных лавочках, где торговали китайцы. Они же выращивали и зелень. Бананы продавались в лавочках гроздьями, в том числе, и жареные. Карточек не было, но общественные "комитеты защиты революции" распределяли дефицит: одежду, обувь, растительное масло и т.п.

rvk05s

Ресторанов в Никаро не было, да и кафе я не припомню. Мы, по крайней мере, туда не ходили: зато на работе кофе пили непрерывно.
Дома имелась электроплитка, а постельное белье нам меняла кубинская обслуга, да и в доме, кажется, убирала. Официально мы им не платили, но кое-чем угощали: давали сладостей детям.
Жены стояли в крикливых очередях за продуктами вместе с кубинцами. Тоня с кубинскими семьями крепко дружила, так как они нам очень помогали в бытовых вопросах. Питался я, в основном, в рабочей столовой на руднике (похлебка из черной фасоли, рис, курятина или свинина), в изобилии бананы и ананасы.
У нас в Никаро было очень живописно. Рядом находилось Майари - родина Фиделя (километров 8-10). Туда мы ездили на джипе на праздники, что и показано на снимке, где сидят мои жена и дочь. Это мы поехали в Майари на праздник 26 июля.

rvk06s

Весь поселок Никаро стоял на берегу залива и буквально утопал в зелени (пальмы и другие растения), а в море кубинцы не купались, все время говорили "тибурон", т.е., акула. А наши купались в жару.
Дома были одноэтажные коттеджи (для избранных), а кубинцы ютились в хибарах. Всего в поселке было около 50 коттеджей, они уже были заселены кубинскими семьями, а не американской элитой. Были еще теннисный корт, поле для игры в гольф, клуб, где теперь собирались кубинцы и шли уже не только американские, но и наши фильмы, а также конюшни для верховых лошадей.
Мы с кубинцами дружили. Даже помогали им в сборе сахарного тростника.

rvk07s

Совместной работе весьма способствовал наш и кубинский революционный энтузиазм. Он подогревался частыми митингами и радиопередачами о помощи Советского Союза, о раскаянии вторгшихся наемников (их вскоре отпустили из плена) и т.п. Конечно, кубинские работники комбината все делали сами, но у них не хватало квалификации. Взаимоотношения были очень дружественные, но они идеализировали советских людей. Это особенно проявлялось, когда демонстрировались советские революционные фильмы. Эмоциональная публика буквально кричала "ура" и пела песни во время просмотра.

rvk08s

Второй раз Че приехал к нам через пару месяцев, когда заработали экскаваторы-драгляйны на руднике, наладился регулярный подвоз танкерами из Ильичевска в Никаро аммиака, была восстановлена рудничная геологическая документация и работа химической лаборатории. Он провел с нами целый день, объездил все 12 забоев, где добывалась и сортировалась руда, поинтересовался нашей жизнью и бытом, порадовался нашему прогрессу в освоении испанского языка.
В мою задачу также входило составление и отгрузка в порт Ильичевск огромной представительной технологической пробы руды весом 10 тысяч тонн. Это была очень сложная работа. Требовалось найти участки и смешать очень неоднородную по составу (никель, кобальт, марганец, железо, хром и другие химические элементы), по цвету, рыхлости, влажности и другим параметрам массу, чтобы она точно представляла средний состав руды. Этим я занимался месяцев 5 или 6. Мои кубинские помощники бурили, отбирали пробы, отправляли их в лабораторию. А я считал результаты анализов, документировал забои, подсказывал, откуда сколько надо взять тонн, чтобы свезти на специально отведенную площадку, где мы весь собранный материал перемешивали. Потом я писал очень подробный паспорт пробы с графическими материалами, показывающими: откуда и сколько руды взято для Большой Технологической пробы. Половину добытой массы мы не отправили в СССР, а оставили лежать на площадке как документальный дубликат отправленной пробы.
Потом пришел английский корабль-рудовоз, мы загрузили пробу, я тепло пообщался с капитаном, и судно взяло курс на СССР. Претензий по пробе ко мне не было. А вообще танкеры с аммиаком прибывали в Никаро регулярно, разгрузка занимала пару часов. С моряками мы встречались, общались, и они даже снабжали манной крупой наших детей.
Два-три раза за время командировки я ездил в Гавану с отчетами в аппарат Экономсоветника при Посольстве СССР. Дорога туда занимала целую ночь, на кубинском автобусе через всю страну. В посольстве я контачил с Советником по экономическим вопросам (вроде бы, фамилия Кудрин). Обстановка в те дни в Гаване была уже спокойней, а ночевали мы, как правило, в "Капри", реже в "Гавана Либре".
В последний раз мы встретились с Че Геварой перед праздником 7 ноября 1961 года. Он специально заехал поздравить нас и наши семьи с праздником и посоветовал отметить его восхождением на высшую точку Кубы – пик Туркино в Сьерра-Маэстре, как это принято у кубинцев в связи с выдающимися семейными и общественными событиями. Что мы и не преминули исполнить.
По моим наблюдениям, Че Гевара был больше интроверт, в противоположность экстраверту и народному трибуну Фиделю Кастро. Распоряжения его часто были похожи на просьбы, всегда сопровождались вежливой улыбкой и столь свойственными испанскому языку церемонными выражениями вежливости.
В 1962 году в Никаро появились наши геологи Чехович и Адамович для проведения геологической съемки масштаба 1:100000. В конце моего срока меня пытались перевести из группы металлургов (Ильичев) во вновь организовывавшуюся группу геологов (руководитель А.С. Богатырев), но Кудрин сказал: "У Карпова контракт только на один год, а вы его не продлили, поэтому пусть он едет домой".
Гелий, Юрий Ашитков и Дюбин остались, а мы с женой и дочкой в начале мая 1962 года отправились в Союз. Поехали рожать второго ребенка, которого Тоня зачала на Кубе. Обратно летели тоже через Прагу. Должен признаться, что за год пребывания на Кубе я заработал "Волгу", хотя, когда туда ехал, о такой возможности даже не подозревал.
Я был на Кубе еще один раз в конце 1985 года в качестве председателя советско-кубинской комиссии по сотрудничеству в области геологии, но тогда я занимался, в основном, организацией бурения на нефть. Был в районе Варадеро. Кубинцы пытались организовать мне поездку в Никаро, но не хватило времени. Ограничились символическим подарком и книгой на испанском языке "Фидель и религия", его беседы с одним латиноамериканским священником.
В 1985 году меня поразило, что колония наших специалистов-геологов (вместе с семьями - человек 250-300) живет на охраняемой изолированной территории наподобие гетто и с местным населением почти не общается. У нас все было по-другому. Мы ездили на уборку сахарного тростника вместе с кубинцами, были на экскурсиях на пике Туркино, в Сантьяго-де-Куба, в Майари и Ольгине. Всюду к нам относились исключительно тепло и эмоционально. Никаких негативных проявлений не было!

7 комментариев

  • Гаврилов Михаил:

    С радостью представляю воспоминания Рэма Васильевича Карпова "Первый советский геолог в Никаро (1961-1962)". Эти воспоминания, во многом, бесценны. Конечно, первым делом хочется сообщить, что Рэм Васильевич не просто видел Че Гевару (в то время министра тяжелой промышленности Кубы), но и несколько раз за 1961 года полноценно с ним общался. Но это не самое главное.
    Из этих воспоминаний мы можем узнать о том далеком времени (май 1961 - май 1962), когда число советских специалистов на Кубе (что гражданских, что военных) исчислялось даже не сотнями, а десятками, времени, когда советско-кубинская дружба только зарождалась.
    Рэма Васильевича можно смело назвать "первопроходцем", потому что он был первым советским геологом в Никаро, который возрождал работу рудника "Мина де Окухаль".
    Сегодня Рэм Васильевич Карпов - заслуженный геолог Российской Федерации, ему 86 лет, он живет в Москве, свободно общается по электронной почте и даже ведет блог в Живом Журнале.
    Я хочу выразить искреннею признательность Рэму Васильевичу за время, уделенное общению со мной и ответам на вопросы о кубинском периоде его биографии.
    В текст не вошла одна фотография Рэма Васильевича, размещаю ее в комментариях:
    1962. Новый год. Сантьяго-де-Куба. На снимке жена Рэма Васильевича Тоня и дочь Юля.

    • Александр Корнилов:

      Сложно что либо добавить, как и та сложнейшая работа, которую сделал Карпов Рэм Васильевич. теперь знаю, чьи маркшейдерские вышки, латанные перелатанные, и знаки видел в Никаро. у нас, металлургов, это называлось - "верная первая рука".
      теперь понятно, почему наших геологов не допустили к документации, оставшейся после американцев. (писал про архивы с чертежами "синьки наоборот"). новый кубинский персонал,
      а остались то техники, рабочие, серьёзно опасались и не могли поверить, что это не специально всё оставлено и по содержанию ложное. провокация пострашнее, чем взрыв гранаты или мины.
      1985 год. нефть была гораздо важнее для Кубы. а Никаро ... там уже всё "тикало, как швейцарские часы", но с нашей "кукушкой" !

  • Гаврилов Михаил:

    А эта серия фото Альберто Корда -
    Эрнесто Че Гевара на фабрике Nicaro

    -------------
    Альберто Корда (ALBERTO KORDA)
    Его звали Альберто Диас Гутьеррес, начал свою карьеру в качестве фотографа в 1956 году, основав с Луисом А. Пирс "Корда Studios", оба они взяли свою фамилию с этого момента оно звучало как нечто уникальное, как бренд Kodak. Он работал в качестве фотографа моды для различных фирм. С 1959 года он включил свой бизнес в революционный процесс на Кубе, один из ведущих представителей "революционной эпической картины". Он работал с 1959 по 1969 год в качестве фотографа спутник Фиделя Кастро.

  • Надежда Гринева:

    Спасибо за интересный материал

  • Рауф Губайдуллин:

    Если Рэм Васильевич Карпов был первым геологом , то я был, наверное, последним советским геологом на Кубе и вернулся в июне 1991 года. Позвольте тоже внести свои воспоминания о Кубе. Я был командирован, в качестве главного геолога группы советских геологов по твердым полезным ископаемым, оказывающих содействие в становлении геологической службы Кубы. По нашему образцу и подобию на Кубе было Объединение геологии и территориальные экспедиции, которые занимались поисками и разведкой полезных ископаемых. Если в 60-70 гг советские геологи выполняли геологоразведочные работы сами, то в конце 80х советские геологи работали больше советниками-наставниками, а работы выполняли кубинцы. Геологосъемочные работы в провинциях выполняли специализированные партии из стран СЭВ. Нашим советским полигоном была территория острова Молодежи. В группе были геологи-специалисты по золоту, полиметаллам, бокситам, хромитам, марганцу, нерудному сырью , подземным водам, геофизики, обогатители и др., только не было специалистов по никелю. За годы сотрудничества советские геологи разведали никеливые месторождения на сотню лет вперед. За четыре с половиной года, заработанных денег хватило на Жигули (но это уже связано с банкротством Внешэкономбанка и развалом СССР). О Кубе и кубинцах остались только светлые и добрые воспоминания. Прекрасная страна, удачи ей с руководителями.

  • Гаврилов Михаил:

    Большое спасибо за отзывы!

    Рауфу Губайдуллину
    Спасибо за ваш рассказ!
    Если у вас сохранились материалы (фото или документы) с вашей кубинской командировки или вы хотите опубликовать свои воспоминания о Кубе, наш сайт - самое подходящее место для этого. Загляните заодно в наш фото-музей - https://cubanos.ru/photos

    ====
    Публикую еще одну фотографию, которую прислал мне Рэм Васильевич.
    На уборке сахарного тростника: Тоня, Юля, Гелий, его жена.

  • Виктор Авдеев:

    Михаил, спасибо за публикацию содержательного очерка. Очень здорово, что есть такие люди как Рэм Васильевич, жаждущие поделиться столь впечатляющей информацией. Воспоминания первопроходцев всегда интересны. Ему повезло, что он попал туда в те героические времена, о чем свидетельствуют его записи. Спасибо за самые добрые слова о Че.
    Мне удалось побывать в этих местах с нашей советнической группой ПВО и ВВС и кубинскими друзьями. Вокруг этой важной экономической зоны стояли наши ракетные зенитные комплексы. Это было в 1963 году.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *