Закиров Рафаэль. В дни Карибского кризиса

24.11.2017 Опубликовал: Гаврилов Михаил В разделах:

sb107

ЗАКИРОВ Рафаэль Абдуллович
Родился 8 января 1937 г. в Казани. В 1954 г. окончил 9 Казанскую спецшколу ВВС и зачислен слушателем ВВИА им. проф. Н. Е. Жуковского. В 1959 после окончания Академии с отличием назначен инженером-конструктором ОКТБ ВВС, участвовал в проектировании первых отечественных авиационных тренажеров и тренажерных устройств для космонавтов. Весной 1962 г. прошел медицинский отбор в отряд космонавтов. Летом 1962 после спецподготовки был командирован на Кубу начальником группы хранения и сборки тактических ядерных зарядов по плану операции "Анадырь".
С 1964 — адъюнкт кафедры авиаприборов и навигационных систем ВВИА им. Жуковского, с 1966 — преподаватель; в марте 1967 защитил кандидатскую диссертацию. В 1967—68 проводил занятия с первым отрядом космонавтов, обучавшихся в ВВИА. В 1972 — служебная командировка в КНДР. С 1978 — преподаватель кафедры АСУ ВВС, затем ст. преподаватель, доцент, а с 1992 г. — профессор. В феврале 1998 г. избран член-корреспондентом Академии военных наук. Автор 75 научных работ, в т. ч. 4 учебников, 3 монографий, десятков учебных пособий и др. трудов по НИР, широко используемых в ВВИА им. Жуковского, других вузах и в войсках, а также семи разработанных военно-специальных дисциплин в области АСУ ВВС. Подготовил 2 кандидатов технических наук и более 50 дипломников.
Полковник. Награжден орденом и 12 медалями, Грамотой Президиума ВС СССР "Воину-интернационалисту". Член Бюро МООВВИК.

В те далекие годы начала 60-х мне, как и тысячам других молодых военных инженеров, мечталось попасть в отряд космонавтов. В апреле-мае 1962 года распоряжением Командующего МВО я был отозван из части в Москву для прохождения отборочной медицинской комиссии в отряд космонавтов. Комиссию прошел, но судьбе было угодно распорядиться иначе — прямо из отпуска, в июне 1962 года, я был срочно отозван в часть, расположенную в районном поселке Климово Брянской области. В середине июля весь личный состав и боевая техника были погружены в эшелон и в конце июля мы прибыли в порт Балтийск. Четко и слаженно осуществлялась погрузка техники и имущества на сухогруз "Ижевск". Очень быстро нас переодели в гражданскую одежду — выдали костюмы, рубашки, плащи, обувь и даже шляпы и галстуки, а дополнительно — матросские тельняшки и белые флотские береты. Понять, к чему все это, было сложно, но каждый чувствовал, что это серьезная загранкомандировка. Наши специальные машины для сборки тактических ядерных зарядов фронтовых крылатых ракет и другая боевая техника опускалась в трюмы и надежно крепились командой экипажа и личным составом части. Часть аппаратуры устанавливалась прямо на палубе и обшивалась досками с надписями "сельско-хозяйственная техника", но на английском языке. В твиндеках мы построили трехэтажные нары. Погрузка шла непрерывно, и хотя такого опыта у нас не было, все команды офицеры и солдаты выполняли старательно и трудились самоотверженно.
Незадолго до посадки личного состава на судно из Центра подготовки космонавтов прибыл представитель с предписанием откомандировать меня для прохождения дальнейшей службы в Звездный городок, но получил отказ командира, так как для замены нужен был инженер, прошедший подготовку в специальном учебном центре, а таких специалистов к тому времени было немного.
Под вечер "Ижевск" отчалил от причала и вышел в Балтийское море. Между собой мы обсуждали возможную цель плавания и терялись в догадках, но Кубу никто не предполагал. Узнали из общений с членами экипажа, что в определенной точке Атлантики капитан корабля объявит маршрут, а пока — вошли в пролив Скагеррак. Справа по борту были берега Швеции, а слева — Дании, где возвышался старинный замок Эльсинор, описанный Шекспиром в "Гамлете". Море было спокойным, берега утопали в зелени под мирным синим июльским небом. Но эту мирную тишину нарушил вдруг самолет американских ВВС, пролетевший совсем низко над нами и над средневековым замком. Через несколько часов прошли Каттегат и вышли в Северное море, где сразу почувствовалась качка — море немного штормило. Многие свалились, позеленевшие, на нары, хотя некоторые переносили "морскую болезнь" легко, только повышался аппетит и постоянно хотелось есть. На палубу днем выходить запрещалось, а если кто и получал разрешение, то нужно было надевать тельняшку и белый берег — имитировать матроса. Лишь поздно вечером и ночью можно было подниматься группами на палубу подышать свежим морским воздухом.
Из Северного моря взяли курс на пролив Па-де-Кале и пошли весьма оживленным маршрутом на Атлантический океан через Ла-Манш. Справа оставалась Англия с Дувром, а слева — берега Франции. В Ла-Манше движение судов очень интенсивное: торговые, пассажирские суда, паромы, военные корабли, рыбацкие шхуны и сейнеры... Над нами в обе стороны летали на разной высоте самолеты: спортивные и военные — иные несколько раз снижались чуть ли не до уровня мачт и фотографировали наш сухогруз с замаскированной боевой техникой. В условиях такого напряженного движения капитану с его командой требовалось максимум внимания и ответственности: он-то знал какие везет "комбайны" и "сеялки". Знал и как реагировать в случае провокаций или нападения на судно. Возможно, не знал конечной точки доставки бесценного груза и живой силы, но для этого рядом с ним был "лоцман" из Генштаба, который, собственно, и вскрыл после Ла-Манша пакет, где предписывалось идти через Атлантику к экватору. В определенной точке "лоцман" и капитан вскрыли еще один пакет, в котором был приказ следовать на Кубу. Это сообщение обрадовало всех: появилась определенность и огромный интерес, мол, экзотика, тропики, Фидель, "барбудос", о чем в Союзе читали в газетах и слышали по радио. Никто не предполагал, какая "экзотика" всех ожидает в ближайшие месяцы.
А солнце палило нещадно. Днем задыхались в раскаленной стальной "коробке" трюма, измученные жарой, качкой, смрадом и жаждой, поэтому ночных, кратковременных прогулок по верхней палубе ждали, как спасение. Люки твиндеков, где размещался личный состав, накрывали брезентом и воздух подавался по системе вентиляции. Температура внутри достигала порой 50 градусов. Пища выдавалась два раза в сутки в ночное время. Многие продукты (сливочное масло, мясо и овощи) из-за высоких температур быстро портились. Такого испытания не доводилось выдерживать ни одному воину никакой армии в мире ни до, ни после нас. Рассказывали, что американцы после Карибских событий попытались провести аналогичный "эксперимент" со своими отборными подразделениями, но те больше трех суток не выдержали. Нам же пришлось в этих условиях провести 16 суток — один этот переход можно смело назвать подвигом советского воина. Кроме всего, нервировали и давили на психику непрекращавшиеся облеты судна американскими самолетами, с ревом проносившимися над самыми мачтами.
Наконец, впереди показалась красавица Гавана. В порту Мариель нас встречала восторженная толпа вооруженных кубинцев: "Русские с нами!". На твердой земле все облегчённо вздохнули, но отдыхать было некогда — сразу же стали готовиться к разгрузке привезенной "сельхозтехники", а разгружали только в темное время суток с короткими передышками. Попотеть пришлось изрядно и относительная ночная прохлада не спасала. Судовые стрелы не справлялись с выгрузкой и только после прихода на другой день мощного плавучего крана работа пошла быстрее. Рядом с нами работали и кубинские военные, но русского языка они не знали, а мы, естественно, испанского, и понять друг друга без переводчика мы не могли. Тут мне пригодились знания английского языка, который я изучал в Военно-воздушной инженерной академии им. Н. Е. Жуковского: выяснилось, что некоторые кубинцы знают английский и впоследствии мне не раз приходилось для командира нашей части Петра Васильевича Трифонова выступать в роли переводчика. В этой связи я часто с благодарностью вспоминал свою преподавательницу Майю Анатольевну Бух.
После выгрузки колонна с техникой тронулась в темноту и километрах в шестидесяти от Гаваны мы остановились в месте временной дислокации. После короткого отдыха занялись разгрузкой техники и обустройством позиций. Часть нашу охраняли кубинские гвардейцы, боевой, моральный и политический дух которых перед лицом американской агрессии был чрезвычайно высок. На погонах у них был красно-черный ромб. Ребята были отважные, во время службы ответственные, а в быту дружелюбны и приветливы. В одном из своих выступлений Фидель Кастро, команданте-майор (по-русски главнокомандующий), заявил, что если с головы хотя бы одного советского "сельхозспециалиста" упадет один волос, будут приняты самые решительные меры. Это указание Фиделя выполнялось повсеместно.
Тропическая жара давала себя знать. Страдали даже люди из южных республик: Средней Азии, Закавказья, Крыма, а все из-за чрезвычайно высокой влажности. В казарме ходили под мокрыми простынями. Не спасало и море — вода в нем была очень теплой и не приносила облегчения. Изводили тучи москитов, мучила в этой связи бессонница. Приспособиться к тропическому климату было сложно, оставалось только терпеть, пересиливать себя и стойко выполнять поставленную задачу: защитить молодую Кубинскую республику и трудящийся народ острова Свободы.
С июля по сентябрь 1962 г. нас, защитников, прибыло на Кубу больше 43 тысяч человек: ракетчики, летчики, артиллеристы, моряки, танкисты, зенитчики, пехотинцы, связисты, т. е. представители всех родов были за этот короткий период времени переброшены на Кубу со всем имуществом и боевой техникой, рассредоточены по всей территории острова и приступили к боевому дежурству. Значительная часть стратегических и тактических ядерных боеголовок была доставлена на Кубу дизель-электроходом "Индигирка". За ним внимательно следил Никита Сергеевич Хрущев.
Через несколько дней нашу подвижную ремонтно-техническую базу (ПРТБ) перебросили по железной дороге на тысячу километров к востоку от Гаваны в провинцию Ориенте. Снова мы вынесли на себе всю тяжесть погрузочно-разгрузочных работ и обустройства на новом месте. Расположились в казармах военного училища в городке Маяри, недалеко от города Ольгина, второго по величине города на востоке страны после Сантьяго-де-Куба. Сантьяго-де-Куба — старинный испанский типично колониальный город, застроенный красивыми невысокими домами, виллами, коттеджами самых различных стилей. Здесь, в Сантьяго-де-Куба, зарождались все освободительные войны и революционные движения, здесь же находились и казармы Монкада, смело атакованные молодыми революционерами во главе с Фиделем 26 июля 1953 года, положив начало новому этапу освобождения Кубы от иностранного засилия. Сантьяго-де-Куба очень красив, весь утопает в зелени, вблизи города много прекрасных пляжей, побывать на которых нам удалось всего-то пару раз.

sb108
sb109

Расположенный рядом с нами полк ФКР с 8 пусковыми установками (командир полка Мальцев) получил задачу: держать на прицеле американскую военную базу на территории Кубы — Гуантанамо, а другой полк крылатых ракет, оставшийся на западе острова в провинции Пинар-дель-Рио, был нацелен на крупнейшую базу США в Ки-Уэст, штат Флорида. Днем и ночью, спешно, но организованно личный состав полка ФКР оборудовал и маскировал в бамбуковых зарослях боевые позиции ракет. Для защиты с воздуха были развернуты зенитные автоматические орудия, чьи расчеты несли постоянное боевое дежурство, готовые открыть огонь в любую минуту. Офицеры и солдаты нашего же ПРТБ успешно решили к этому времени и другую ответственную задачу: доставку из порта Ла-Исабела к хранилищам порядка 10—15 тактических ядерных боеголовок для ФКР. В этом опасном марше по территории острова я, как начальник группы сборки, вместе со своими подчиненными Петром Фединым, Алексеем Нижегородцевым и другими специалистами ПРТБ принимал непосредственное участие. Боевая задача была спланирована и осуществлена безукоризненно. Перемещение колонны спецавтотранспорта между портом Ла-Исабела и местом хранилища ядерных зарядов не было замечено американцами: маскировка перемещения была достигнута многими мерами, в том числе и организацией обманного движения в противоположную от места хранилища другой, точно такой же колонны с таким же количеством машин, но без опасного груза, "сопровождать" который и устремился американский воздушный разведчик.
Возникла серьезная проблема — как хранить доставленные сюда тактические ядерные боеголовки, требовавшие особых, прямо скажем, комфортных температурных условий. Для хранилища боеголовок после рекогносцировки были выбраны старые бетонные казематы в горах Сьерра-дель-Кристаль, (следует особо отметить, что в США о местоположении тактических ядерных боеголовок не знали вообще) которые абсолютно к этому не были приспособлены; требовались кондиционеры, а где их взять? Выручили кубинцы: по распоряжению Фиделя Кастро были демонтированы кондиционеры публичных домов Сантьяго-де-Куба и доставлены в хранилище. Эти американские "эр кондишены" поставили перед нами новую проблему уже иного характера — их частота переменного тока не подходила к стандартам нашей сети 50 Гц. Пришлось мне с Анатолием Кузоваткиным (моим однокашником) вспомнить электротехнику и засесть за расчеты.
Во всех затруднительных ситуациях часто нам помогали кубинские офицеры и солдаты. Командиры кубинских частей были, в основном, высокообразованные представители состоятельных буржуазных семей, порвавшие из-за своих революционных убеждений со своим прошлым.
Неподалеку от позиций ПРТБ находились бедные деревни и хутора. Всякий раз, когда кубинцы встречали наших воинов, обязательно приглашали к себе. В одном из просторных сельских домов под тростниковой крышей собиралось несколько семей. После дружеских приветствий они расспрашивали наших ребят о жизни в Стране Советов, а затем вспоминали свое недавнее прошлое, рассказывали о жизни трудящихся в дореволюционной Кубе, о том, что американцы вели себя на Кубе как в собственной вотчине.
В восточных районах Кубы жили переселенцы с острова Гаити, как правило, в хижинах с земляным полом. В каждой семье было много детей и всякий раз по пути к кубинцам наши солдаты и офицеры брали с собой несколько коробок сахара и папиросы "Беломорканал" из нашего пайка. Куба являлась одним из крупнейших производителей сахара, но те, кто выращивал и обрабатывал сахарный тростник, видели только сахар-сырец темного цвета. А мы приносили с собой белый чистый и особенно вкусный сахар, который ребятишки с радостью брали и грызли с удовольствием. Взрослые мужчины и женщины курили наш "Беломор" — лучший для них подарок.
В конце октября обстановка на острове стала особенно тревожной. Как стало позднее известно, 25 октября 1962 года в полдень в Соединенных Штатах объявили по радио сигнал атомной тревоги. При этом предупредили, что тревога учебная, но население все равно поддалось панике. В магазинах десятками килограммов стали скупать продовольствие, а на продажу были выставлены индивидуальные атомные бомбоубежища. В США такая паника удобно подогревалась стратегами "холодной войны" и пропагандистскими кампаниями о неизбежности вооруженного конфликта. Мы продолжали нести боевое дежурство — как-никак наши позиции располагались всего в 25 километрах от военно-морской базы Гуантанамо. Мне с другими специалистами ПРТБ приходилось круглосуточно следить за параметрами окружающей среды в хранилище и за состоянием боеголовок: страшное и смертоносное оружие требовало к себе исключительного внимания.
В один из октябрьских дней мы с другими офицерами вылетали в штаб в г. Камагуэй из Ольгина на самолете Ли-2. Такой полет был небезопасен, поскольку американские военные самолеты постоянно вторгались в воздушное пространство Кубы. Наш Ли-2 благополучно приземлился на аэродроме в Камагуэе. Почти сразу же над летным полем прозвучал сигнал тревоги и в воздух стремительно взмыли истребители МиГ-21 с кубинскими опознавательными знаками. Пилотировали их советские летчики. Прошло несколько минут и МиГ-21 привели на аэродром, зажав в воздушные клещи, американский истребитель. МиГам не разрешалось открывать огонь и они бережно вели его на посадку, но перед самой землей американец вдруг включил форсаж, вырвался из-под опеки и на высоте 50—60 метров ушел. На командном пункте при этом были слышны по радио крепкие выражения "кубинских" летчиков отнюдь не на испанском языке.
В октябре мы все ждали, что наше правительство официально объявит о вводе Вооруженных Сил СССР на Кубу. Шли дни, но такого заявления все не было. Обстановка в Карибском бассейне обострилась до предела. Генерал Пауэр, возглавлявший стратегическое воздушное командование США, передал приказ о приведении подчиненных ему частей, включая межконтинентальные ракеты, в состояние полной боевой готовности — Defkon-2. На американской военно-морской базе Гуантанамо происходило накапливание военно-морских и сухопутных сил. Всего 37 кораблей, в том числе 2 авианосца. Самолеты палубной авиации по нескольку раз в день совершали полеты над территорией Кубы. По приказу штаба Группы войск мы быстро отрыли окопы полного профиля для круговой обороны огневых позиций, получили автоматы, карабины, гранаты, усилили караулы — нам было приказано быть готовыми к ведению боевых действий, ожидалось вторжение на остров американских вооруженных сил.
Из-за морской блокады, объявленной США, на остров не пропускался ни один транспорт и многие советские суда дрейфовали в океане. На Кубу была прекращена доставка продовольствия и медикаментов. Капитан одного из наших судов "Винница" сумел прорваться через цепи морской блокады и в Гаване моряков корабля кубинцы встретили как национальных героев.
Мы все с тревогой ожидали разрешения октябрьского кризиса. Спали с оружием, несли боевое дежурство, по ночам пытались поймать по радио Москву, но это удавалось нечасто. Во второй половине октября кризис достиг своего апогея — генералы Пентагона открыто рвались в бой и мир оказался на грани новой мировой войны — термоядерной. Утром 27 октября наш полк ПВО сбил американский высотный самолет-разведчик U-2, облетавший Кубу, что еще более усилило напряженность. Тем не менее, и руководство СССР, и правительство США всерьез задумались о возможных последствиях открытых боевых действий и стали искать компромиссных решений. Между Москвой и Вашингтоном начался интенсивный обмен заявлениями, причем открытым текстом в эфире и в центральной печати, ввиду отсутствия в то время прямой связи между Кремлем и Белым домом.
Мы догадывались, что все виды и рода войск в Союзе стояли в те дни в готовности номер один — иначе и быть не могло. И в нашей Академии, как мы узнали позже, каждый преподаватель, инженер, научный работник имел "тревожный" чемоданчик с неприкосновенным запасом продуктов, сменой белья, бритвенными принадлежностями и т. д. Такие же чемоданчики имелись и у слушателей...
Постепенно кризис разрешился мирными, дипломатическими средствами,— американцы дали устное заверение не нападать на Кубу и в ответ на эвакуацию наших стратегических ракет с ядерными боезарядами обязались вывести свои ракеты из Турции. Из района Флориды американское командование вывело сосредоточенные там войска и авиацию, были демобилизованы резервисты, а также выведены дополнительные войска с базы Гуантанамо. Президент Кеннеди подтвердил заверение США о невторжении на Кубу. В ноябре была снята морская блокада острова. Мы облегченно вздохнули, но боевое дежурство не прекращали, а к отправке в Союз готовили только ядерные боеголовки. Непосредственно на Кубе ядерные части располагались 57 суток.
Глубокую душевную рану нашим воинам нанесла процедура вывода с Кубы. Делалось это тайно, погрузка производилась ночью, без обычного прощания с кубинскими товарищами: суда отваливали от пустых причалов. Мы покидали Кубу так, словно именно мы были в чем-то виноваты, хотя все честно и самоотверженно выполнили свой воинский долг и приказ Родины...
Остались позади пережитые трудности, причем неимоверные подчас те физические перегрузки позабылись и начинают сказываться лишь сейчас, с возрастом, а вот переживания психического и морально-психологического характера не покидали сознание никогда. Особенно трудно переносились неизвестность, отрыв от родных и близких, информационный вакуум, отсутствие писем и сообщений с Родины в течение долгих месяцев, когда не разрешалось сообщать о своем месте службы и о царившей вокруг обстановке.
Недавно моей жене Альфие, а она человек сильного характера — дочь первого Героя Советского Союза из Татарии Гильфана Батаршина (получившего Золотую Звезду за подвиг на озере Хасан в 1938 году), и нашему сыну Гильфану, майору ВВС, попались под руку письма моим родителям того периода, и они с волнением перечитали эти скупые строки. Вот несколько цитат из тех писем:
"Родные мои, здравствуйте!
Наконец-то нам разрешили переписку и вот только сейчас я могу сообщить о себе немного. Если бы Вы знали, как тяжело было ждать, ведь прошло уже столько времени, как я не имею от Вас никаких новостей.
Немного о себе. Жив, здоров, чувствую себя неплохо. Конечно, ужасно жарко, временами просто бывает тяжело дышать, очень большая влажность. Понемногу привыкаем, но все равно жить очень тяжело, да и обстановка весьма тревожная, вы, наверное, это знаете по газетам.
Думаю, что все будет нормально. За меня не беспокойтесь...
В последующих письмах я смогу Вам подробнее рассказать о себе, а сейчас с нетерпением буду ждать от Вас подробного письма о Вашей жизни...
Не знаю, когда Вы получите это письмо, поэтому заранее поздравляю всех с праздником Октября и желаю Вам крепкого здоровья! Еще раз прошу Вас пишите мне чаще и не беспокойтесь за меня... Это очень необыкновенная и опасная пора моей службы, но я только горжусь этим. Ведь трудности закаляют волю, характер, а это очень важно для будущего.
Еще раз прошу Вас не беспокоиться и писать как можно чаще. Жду, очень жду от Вас писем.
До свидания. Крепко всех Вас обнимаю и целую, Рафаэль. 10 октября 1962 года.
Мой адрес: Москва-400, п/я 297 "Б".
На конверте своего письма обратного адреса (своего) НЕ ПИШИТЕ, а просто ставьте фамилию, И.О."
"Здравствуйте, мои дорогие!
Когда же я получу от Вас весточку, так хочется скорее узнать, как Вы живете. Ведь прошло уже очень много времени. Вы, наверное, еще не получили от меня писем, которые я Вам написал.
У меня все в порядке. Жив, здоров. Вот только это я и могу Вам сообщить. Очень скучаю по дому. Такая тоска, которую не передать на бумаге.
Пишите мне, родные, почаще, обо всем, обо всем. За меня не волнуйтесь. Все будет хорошо. Сейчас уже обстановка разряжается, Вы, наверное, знаете это по газетам. На будущий год мы надеемся вернуться на Родину.
Очень прошу Вас пишите мне почаще. Передайте от меня всем приветы.
Крепко целую и обнимаю Вас всех,
Ваш Рафаэль.
31.10.62 г."
По этим письмам видно, что нам не разрешалось писать, где мы находимся и какую выполняем задачу, хотя мы и пытались словами "ужасно жарко", "очень большая влажность", "обстановка разряжается, Вы, наверное, знаете это по газетам..." намекнуть родным, что это тропики, Куба — самая горячая и напряженная точка планеты в то далекое время...
Обратный путь домой мы проделали в комфортабельных каютах теплохода "Адмирал Нахимов". Тогда никто и подумать не мог, что почти через четверть века он потерпит катастрофу на внешнем рейде Новороссийска, унесет с собой сотни жизней.
Маршрут на Родину проходил через Гибралтар, Средиземное море, Дарданеллы, Босфор и Черное море. В январе 1963 года мы вернулись на Родину. Официальной встречи не было. В течение многих лет нам не разрешалось говорить об участии в Карибских событиях 1962—63 годов. Сейчас секретность снята, участники кризиса получили статус воина-интернационалиста и в декабре 1989 года многие ветераны за мужество и воинскую доблесть, проявленные при выполнении интернационального долга, были награждены Почетной грамотой Президиума Верховного Совета СССР.
С чувством глубокого волнения вспоминаю своих боевых друзей (к сожалению, не могу перечислить всех): командира части Петра Васильевича Трифонова, замполита Крылова, начальника штаба Заднепрянного, Кочеткова, Алексея Васильевича Осипова, Петра Цыбульского, Виктора Дмитриевича Черепаху, Михаила Мордовского, Вячеслава Шалькова, Петра Федина, Алексея Нижегородцева, Анатолия Кузоваткина, Петра Карпука, Алексея Соколовича, Ивана Михайлова, Виктора Ефимова, Петра Темченко. Все они проявили при выполнении интернационального долга высокое мужество и воинскую доблесть.
О Карибском кризисе 1962 года мир не забудет долго. События того времени, приведшие человечество на грань ядерной войны, несомненно вновь всплывут в памяти очевидцев.
Люди должны помнить уроки истории и делать все для того, чтобы драматические кубинские события никогда не повторились в будущем.
После возвращения на Родину в феврале 1963 года мне разрешили принять участие в конкурсных экзаменах в адъюнктуру прославленной Военно-воздушной инженерной академии имени профессора И. Е. Жуковского. Экзамены были успешно сданы, началась напряженная учеба, общение с выдающимися учеными академии, защита диссертации, назначение на преподавательскую должность. Было очень много интересной работы. В осеннем семестре 1967—68 учебного года мне выпала честь участвовать в учебном процессе со слушателями — первыми космонавтами СССР, молодыми задорными полковниками, среди которых выделялся своим обаянием и ребячливостью Ю. А. Гагарин, но при этом он был всегда внимательным на занятиях и исключительно добросовестным при выполнении учебных задач. Особенностью слушателей этой группы космонавтов было отсутствие у них кичливости, высокомерия, а поведение их в стенах академии ничем не отличалось от поведения всех других слушателей.

sb110

Примерно в это же время, в середине 60-х годов, в академию прибыла группа слушателей с Кубы, в составе 20 человек. Мне было поручено подготовить для части этой группы новый учебный курс. Конечно, мои встречи и занятия с ними были для меня несколько отличными от обычных лекций для слушателей-соотечественников. Как участнику Карибского кризиса мне было интересно знать, как идут дела на острове Свободы, что там нового. Естественно, мы быстро подружились с кубинцами. Среди этой группы выделялся интеллектом, дисциплинированностью и ответственностью мой тезка — Рафаэль по фамилии Моро. Испытывая чувство собственной причастности к судьбе этих молодых ребят и учитывая их желание побольше узнать о жизни советских людей, я приглашал их к себе в семью. У нас дома мы вместе отмечали революционные и государственные праздники СССР и Республики Куба, вместе радовались их успехам в учебе. К Рафаэлю Моро я и моя семья относились как к младшему члену семьи, а он отвечал нам взаимностью. Его родители писали нам письма с благодарностью, что их сын в годы учебы нашел вторую семью в СССР.
Рафаэль Моро окончил ВВИА им. проф. Н. Е. Жуковского с золотой медалью, добросовестно служил в РВС Кубы, достигнув высокой должности Главного инженера ВВС и ПВО своей страны. Наша дружба продолжается и до сегодняшнего дня. Каждый его приезд по делам в нашу страну (последний раз он был в России в 1998 году) начинается с визита к нам домой, обмена новостями о житье-бытье выпускников и их учителей, воспоминаний о годах учебы в академии...
Вот уже более 32 лет я увлеченно занимаюсь научно-педагогической деятельностью в стенах родной альма-матер, чем несказанно горжусь.

2 комментария

  • Гаврилов Михаил:

    Размещаю воспоминания Закирова Рафаэля Абдулловича, которые тоже не вошли в последующие издания книги.
    Закиров Р.А. отвечал за тактические ядерные боевые заряды и его воспоминания проливают свет на новые факты операции "Анадырь".

  • Виктор Ефимов:

    Очень интересно было ещё больше узнать от близкого однополчанина по Кубе о событиях того времени и нашей службе на острове Свободы. Хочется знать, как сложилась его жизнь перед и после ухода со службы.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *