Е.Г. Емельянов. Куба, далекая и близкая, всегда со мной. 1967-1968. Часть 4.

21.04.2016 Опубликовал: Гаврилов Михаил В разделах: Тексты

(лайков: 6)

Загрузка...

Напечатать

Повесть в шести частях

[Весь текст в формате PDF - скачать одним кликом!]

1-ю часть читайте - здесь

2-ю часть читайте - здесь

3-ю часть читайте - здесь

5-ю часть читайте - здесь

6-ю часть читайте - здесь

Полевая почта

Оторванность от дома, друзей, любимой, скрашивали письма из Союза. Вместо периодики - газет и журналов - в бригаде еженедельно выпускался  информационный листок с отфильтрованными в нем заметками из разных центральных газет, сейчас это носит название "дайджест", а от нас он получил прозвище "Брехунок". Разнообразие вносили политзанятия с освещением происходящего в Союзе. Последним средством информации было конечно телевидение. В Ленинской комнате  показывал и вещал всего 2 программы телевизор американского производства. Незнание испанского языка ограничивало просмотр телепрограмм, но любимой заставкой к некоторым программам была мультяшка, в которой появлялась корова Матильда, которая, приплясывая и потрясая выменем, пела какую-то речевку, в остальном все было неинтересным и непонятным, а бейсбольные матчи, что транслировались каждые 2-3 часа, также были непонятны из-за незнания правил этой игры и рева кубинских фанатов.

"Из всех искусств, для нас важнейшим является кино!" - этот ленинский постулат оправдывал себя на Кубе. Кинофильмы для нас крутились ежедневно после ужина перед отбоем. Необходимо отдать должное политорганам, репертуар фильмов был весьма разнообразным и никогда не повторялся. Это была ниточка связи с Родиной и слабенькая профилактика от искушения совершить несанкционированный вояж в Гавану.

Необходимо отметить, что полевая почта, по крайней мере, для проходящих службу на Кубе, работала четко и оперативно. Мои письма с Кубы до Иваново доходили за 4 дня, так же и обратно. Уловив, что при такой быстроте доставки писем военная цензура  вряд ли смогла бы проверять всю корреспонденцию, в последующих письмах, сначала эзоповским языком, а потом уже и напрямую начал рассекречивать место пребывания и другую специфику жизни и несения службы в тропиках. Все мои письма  к моей будущей жене сохранились до сегодняшнего дня.

Все мои письма будущей жене за 1967-68 годы.

Отступление. Но вот одно письмо, пришедшее в ноябре 1968 года на мое имя из столицы Франции - Парижа, ошеломило не только меня. Вручил его мне сам начальник особого отдела бригады, проведя перед вручением предварительный допрос о том, кто это письмо мне написал, откуда этому человеку известен мой адрес, хотя я более чем уверен, он весьма досконально ознакомился с его содержимым. Пикантность ситуации заключалась в том, что это письмо было от моей учительницы французского языка Камилы Тимофеевны Лешуковой (светлая ей память, скончалась она всего лишь год назад), которая находилась в это время на языковой стажировке во Франции по какому-то межправительственному обмену учителей. Было ей тогда всего-то 34 года. Я неплохо у неё учился и довольно сносно знал французский язык еще и потому, что моя бабушка, окончившая еще до революции  Иваново-Вознесенскую (а так до 1919 года назывался город Иваново) частную привилегированную гимназию Крамаревской, практически в совершенстве владела французским языком, любовь к которому передала и мне. Перед отъездом во Францию Камила Тимофеевна от моего среднего брата, учившегося у неё, узнала мой адрес. В то время попасть за границу можно было в страны соцлагеря. "Курица не птица, а Болгария не заграница" такова была поговорка того времени, когда "железный занавес" начинал подниматься. Но попасть в капстраны было весьма и весьма непросто. А как не похвастаться, что простая рядовая учительница попала аж в саму Францию на трехмесячную стажировку!  Вот и от ошеломляющей её радости и впечатлений, Камила Тимофеевна и написала мне на трех листах  на бумаге с фривольными цветочками во французском конверте. По правде, ничего особенного, кроме описания красот Парижа, в том письме не было, да и о ценах на продукты и одежду, но все же это было письмо из страны-члена НАТО. Письмо, после прочтения, я уничтожил, а вот конвертом хвастался перед сослуживцами. До сих пор не понимаю, как оно прошло через военную цензуру и достигло меня, но с тех пор особисты испытывали ко мне особое внимание, в чем преуспел Володя Гладченко, на правах бывшего однополчанина, весьма часто посещавший для дружеских бесед и воспоминаний мой кабинет в штабе батальона.

А  вот до моих друзей, служивших в Группе Советских войск в Германии и в пограничных войсках на границах с Финляндией и Норвегией, письма шли 6 дней. Более "интересная" переписка велась с моими друзьями, служившими в Группе Советских войск в Германии. Интерес тут был обоюдным. Из Германии я получал в письмах вложения в виде сеточек для волос, что являлось предметом ченча с кубашами, а взамен я отсылал переводные картинки со всевозможными крутыми рисунками, которые были нанесены в виде синих аппликационных контуров на папиросной бумаге и переводились, предварительно намоченные, на ткань горячим утюгом. Эти аппликационные рисунки носились до первого дождя или стирки. Редко, но, все же минуя военную цензуру, доходил самый дефицитный товар для ченча и обмена – женские нейлоновые чулки. У кубинок это был писк моды. А для того, чтобы все видели обладательницу, что ни на есть самого, дефицита и кича, особенно мулатки в суперкоротких мини-юбках надевали широкие белые резинки, перехватывающие стройные ноги выше колен. Резинки придерживали чулки, которые были несколько приспущены на ноге и напоминали гармошку. Мулатки носили так чулки потому, что если их надеть внатяжку, то не видно – есть чулки или нет. И те, у кого они есть, хотели показать товар лицом, так как широкие белые резинки и чулок гармошкой видны издали.

Отступление. О красоте, женственности и обаянии кубинок ходят легенды и, хоть  немного я побыл на Кубе, могу сказать – заслуженно говорят (необходимо помнить, что я родом-то из Иваново, а, как всем известно: Иваново – город невест!) На Кубе особый тип женщин. Кубинская мулатка! Сколько страстей кипело вокруг нее. Тонкие, длинноногие, они вобрали в себя красоту и обаяние многих поколений, разных национальностей… Мулатки были разные: мулатка морена, мулатка – кафе кон лече, мулатка – чина  и мулатка – сальса (смуглая мулатка, мулатка кофе с молоком, китайская мулатка и сладкая мулатка), но  всех их объединяла игривая походка и веселые, стреляющие во все стороны, прекрасные карие глаза. И смею утверждать, что наиболее ходовым товаром не столько для ченча на песо, а для иных бартерных сделок, были именно чулки, парфюм и сеточки для сохранения причесок.

Смуглой красавице

Где предел твоей длинноногости?

Онемев, оробев, стою

И ловлю,

как последние новости,

Журавлиную поступь твою.

- Боже мой,-

говорю в изумлении, -

На скрещенье каких дорог

Жизнь

ценой десяти поколений

Красоту воплотила впрок?

Но, свои

забирая трофеи,

На слиянье каких кровей

Замешали недобрые феи

Горький хмель

красоты твоей?

Десять капель

испанской гордости,

Чтоб смелее смотрела ты.

На разбавку наивной молодости -

Африканской плеснуть черноты.

В острый взгляд –

осторожность индейца,

Чтоб могла на себя надеяться.

Прямо в губы –

голос Италии…

И отметила чья рука

Нешнурованность тонкой талии -

От фламандского

моряка.

Ну а сверху,

в бокал немешанный,

Для затравки,

для полноты,

Нашей русской,

до боли бешеной

Просветляющей красоты.

Кто творец твоего искусства?

Кто подымет

живой бокал,

Опьяняющий

до бесчувствия,

Утоляющий

чувств накал?

И стоишь ты

под взглядами праздными,

Как букет

из цветов и трав,

Опыленный

ветрами разными,

Красотою позор поправ.

Автор стихотворения "Где пределы твоей длинноногости?" - Василий Дмитриевич Захарченко. Оно было опубликовано в книге В.Д. Захарченко "Это время огня". Москва, "Детская литература", 1981. Книга о Всемирном Фестивале Молодежи и Студентов на Кубе в 1978 г. Стихотворение-эпиграф к главе "Девушка из Аригуанабо"

Испанский язык

Страна пребывания – Куба. Язык страны пребывания – испанский. По-испански до Кубы я знал только революционные фразы "Patrio o muerte! Venseremos!", звучавшие по телевидению в передачах, связанных с революцией на Кубе. В обычных школах в Союзе изучали только английский, французский да немецкие языки. Я в школе изучал французский и, в пределах школьной программы, достаточно хорошо им владел. Правда, в Иваново часто звучала испанская речь, это разговаривали между собой дети испанских политэмигрантов. Все дело в том, что в Иваново находилась единственная школа для детей политэмигрантов из всех стран мира, в которой учились даже дети Мао Цзэдуна.

Испанский, французский, итальянский и румынский языки относятся к южной группе романо–германских европейских языков, и я легко улавливал в испанских словах родственные им французские. Но первое знакомство с испанским языком, а точнее с его скабрезными словами, произошло сразу - же по пути в карантин. А вот уже в батальоне началось пополнение и совершенствование словарного запаса. В разговорах между собой в предложениях русские слова были заменены на: рубашка – "камиса"; сандалии или вообще обувь – "сапаты"; казарма, дом – "каса", теплоход, судно – "барка", командир – "хефе" или "гранде хефе" в зависимости от звания и т.п. Перед нами, молодыми "старики" шиковали  знаниями испанских фраза. Команда "Отбой!" утихомирились служивые, как вдруг из какого-то угла раздается "Буэнос ночес, Вова!", а в ответ звучит благодарность: "Муй мучес аградесидо, Саша!". За пять минут до подъема повторяется все с точностью до наоборот, теперь Саша поздравляет Вову с добрым утром: "Буэнос диас, Вова!", ну а тот с галантностью испанского гранда отвечает: "Эткантада де берле!" (очень рад). Эти хохмы продолжаются постоянно. В курилке Саша обращается к Вове: "Вова! Даэме муа пор фавор уно сигарильос!", на что Вова отвечает: "Самому сессарио сигарильос!". Или ещё. Вова задаёт Саше вопрос: "Ке ора эс?", (который час?), а тот, у которого часов-то и не было никогда, вперив очи в кубинское "ярило", отвечает: "Аора синьку ора" (сейчас пять часов). Уписон, да и только! Но со временем словарный запас пополнялся, и при выездах в Гавану уже шло общение с кубинцами хоть на корявом, без спряжения глаголов и постановки во времени существительных, но весьма живом испанском языке. Наиболее быстро овладевали испанским языком молдаване.

Особо знание испанского языка требовалось водителям, совершавшим поездки по дорогам Кубы и улицам населенных пунктов. В отличие от дорожных знаков, принятых в Советском Союзе с пиктографическими знаками, на Кубе дорожные знаки на своих табло имели надписи. На белые квадратные таблички были нанесены запрещающие надписи красным цветом на испанском: NO DERECHA (правый поворот запрещен), NO IZQURDA (левый поворот запрещен), NO ANELANTAR (обгон запрещён), NO POBLE (поворот назад запрещён). На треугольном знаке желтого цвета с красной окантовкой (наш дорожный знак 2.4 "уступи дорогу") нанесена надпись CEDA EL PASO того же значения. На знаках желтого цвета в виде ромба  надписи черным цветом сообщали DEVIMENIO IPPECULAR (неровная дорога), ESTRECHO LA VIA (узкая дорога), PUENTE ESTRECHO (узкий мост). Дорожные знаки на Кубе весьма запутаны для восприятия их русскими. Испанский - красивый и четкий в артикуляционном произношении язык, про который  наш первый русский академик Михайло Ломоносов говаривал, что на этом языке только с Богом необходимо говаривать, а вот на французском – с друзьями, на итальянском – с дамами.

Че

С 15 октября 1967 года Куба была погружена в 30-и дневный траур. 8 октября 1967 года в Боливии  спецназом боливийской армии, подготовленным ЦРУ, Че был ранен и взят в плен, а после зверских допросов 9 октября был расстрелян.    На разводе бригады национальный флаг Кубы с черной траурной лентой приспускался на треть флагштока. Кубинским Правительством был отменен карнавал, что для  Кубы явилось беспрецедентным событием. По этому, в феврале 1968 года карнавал не потрясал Гавану, ну и мы, наслышанные об этой феерии, остались без этого зрелища.

Отступление.  Его редко называли полным именем по-испански, пышным и благозвучным.

"Эрнесто Рафаэль сын Эрнесто Гевары Линча и Селии де ла Серна де Гевара" таково полное имя борца за свободу Кубы.

Эрнесто Рафаэль Гевара де ла Серна Линч  вошел в историю под коротким именем – Че.  Итак, Эрнесто Че Гевара – Че ("Че" по-испански в аргентинском варианте этого языка   не что иное, как дружеское междометие, усиливающее звучание основного слога).

Родился Че 14 июня 1928 года в аргентинском городе Росарио. В ноябре 1966 года Че объявился в Ла-Пасе (Боливия) под псевдонимом "Рамон" и начал активно создавать подпольные полевые склады оружия, формировать повстанческие отряды и разворачивать тренировочные лагеря, а также организовывать студенческие волнения и акции неповиновения властям. Гевара являлся типичным левым экстремистом, исповедовал "кастровский" вариант марксизма. "Товарищ Че" непоколебимо верил в "экспорт революции" и намеревался разжечь мировой пожар на страх всем буржуям  обеих Америк, что и предопределило его судьбу. 23 октября 1966 Эрнесто Че Гевара покинул Кубу и на базе подготовки партизан оказался в Боливии.

В Боливии его уже ждали. План уничтожения его отряда под кодовым названием "Операция "Синтия" лично утвердил президент США Линдон Джонсон и директор ЦРУ Ричард Хелмс. За голову Че была обещана награда- 4 200 долларов – сумасшедшие деньги для местных крестьян. Чтобы не допустить вторую Кубу, ЦРУ начало за ним охоту. 8 октября 1967 года, благодаря доносу информатора Сиро Бастоса, отряд партизан во главе с Че попал в ловушку. В бою при Куебрала-дель-Юро солдаты прострелили ногу Че. Вечером 8 октября 1967 года Че и его люди были отконвоированы в деревню Ла Игера. В полдень 9 октября из столицы Боливии Ла-Пас пришло распоряжение президента  Рене Баррьентоса Ортуньо: "Приступить к уничтожению сеньора Гевара".  Убит Че был в 13 часов 10 минут 9 октября 1967 года вблизи боливийского селения  Игерас. Приговор привели в исполнение сержант боливийской армии  Бернардино Канка и капрал Марио Теран.

Жизнь, дело и даже гибель команданте -  майора Че Гевары – снискали ему уважение не только среди единомышленников, но, как ни странно, и среди его заклятых врагов. Задним числом и они признали и оценили его преданность своим идеалам, его кристальную честность, неподкупность и чистоту – качества, редкие для современных политиков.

Его убийцы закончили плохо. Первым открыл список "замогильных жертв команданте" не кто иной, как сам президент Боливии Рене Баррьентос Ортуньо, издавший приказ о его казни. Вертолет, в котором он летел, взорвался в воздухе 27 апреля 1969 года в окрестностях боливийского местечка Арке. Не прошло и 3-х месяцев, как от рук неуловимых мстителей погиб, сдавший Че, крестьянин Онорато Рохас. Последними в цепочке жертв легендарного команданте стали два рейнджера, непосредственные исполнители смертного приговора: капрал Марио Тэран и сержант Бернардино Канка. Правда, они остались живы, но напрочь спились.

Останки Че были найдены  лишь в 1997 году под взлётно-посадочной полосой у Вальегранде и возвращены на Кубу. 16 октября 1997 г. с воинскими почестями прах легендарного команданте упокоился в мавзолее революционеров в кубинском городе Санта-Клара. И по сей день образ Че является последним романтическим образом революционера-мученика.

Несомненно, высшие почести при погребении Че заслужил своей борьбой за Кубу. Но куда большую услугу кубинской революции Гевара оказал своей героической смертью. Мертвый Че обессмертил себя и революцию.

Налейте рому, дайте гитару!

Давайте вспомним про Че Гевару

Мы, команданте, вас не забыли,

Где же те гады, что Вас убили?

Звезда горела над горизонтом

И в вашем сердце, подобно солнцу.

Вот Вас не стало, звезда погасла,

Но жизнь прожили Вы не напрасно.

Я был на Кубе – святые лица!

От нас ушли Вы, чтоб возвратиться.

Всегда Вы были для нас примером,

Мы будем помнить Вас офицером!

Цветёт Гавана, в веселье люди.

Мы, команданте, вас не забудем.

Ведь во всём мире зимой и летом

Мы носим майки с вашим портретом.

Надолго в мире живёт химера,

Стальная воля, святая вера.

Вы остаётесь в душе народа

Всегда героем, девиз – свобода.

Я бы устроил "веселье" Штатам –

Их президенту в штаны гранату.

Люблю я Кубу. Какие люди!

Мы, команданте, вас не забудем!

Суровые солдатские будни

Спецификой службы в тропических условиях было, так называемое, "свободное время" или "сиеста", которое наступало после обеда. В это время обычно, чуть ли не по расписанию шел тропический ливень, и личный состав батальона переваривал, предаваясь в объятия Морфея, обеденные харчи, лёжа на койках под москитными сетками. Но сей "тихий час" раз в неделю взрывала команда дежурного по части: "Боевая тревога!" и, в спешке одевшись, разобрав оружие, противогазы, под тропическим ливнем, проклиная отцов-командиров, бежали в парк. А мне и Феликсу Романаускасу (конечно, как самым молодым во взводе связи) приходилось нести ещё и тяжеленнейший железный ящик с боеприпасами, почему то окрашенный в голубой цвет. Наверху, у парка звучал глас дежурного по части: "Отбой боевой тревоги!" и промокшие, по скользкой дорожке спускались вниз к казармам, естественно поминая словами из ненормативной лексики командира-затейника, устроившему нам забаву по легкой атлетике совместно с водными процедурами, и заодно писарей, которые только перебегали из казармы в штаб батальона.

Учеба

Служба  в армии на Кубе, как и в Союзе, состояла из трёх ипостасей: учебы, в которую входили тренировки и учения, нарядов - очередных и внеочередных,  парковых дней и хозработ.

Учеба во взводе связи велась по отработке и совершенствованию нормативов развертывания/сворачивания средств связи и скорости передачи по ним цифровой информации. Особенностью передачи речевой информации было то, что выход в эфир осуществлялся на испанском языке с помощью кодировочных таблиц, меняемых раз в месяц. "Segundo yo Рrimero! C-cuatro!" - раздавалось в наушниках у командира танка. Он смотрел  на листе бумаги в квадрат, озвученный цифрой и буквой, прочитывал в нем текст и выполнял по нему команду "Первого". Но и бывало, на танкодроме или на учениях в Канделярии, наблюдавший за действиями экипажа "Первый" не мог сдерживать эмоций и выходил в эфир с весьма сочными русскими идиомами, которые не поддавались переводу прослушивающими эфир вражескими  империалистическими агентами.

Учеба во взводе связи включала в себя и взаимозаменяемость. Мне пришлось выучить азбуку Морзе, но только в цифровом формате, и я мог принимать и передавать группы цифр на телеграфном ключе. До сих пор помню: 1 - (точка и четыре тире) "Куда бежала"; 2 - (две точки и три тире) "Я на горку шла"; 3 – (три точки и два тире) "Идут радисты"; 4 – (четыре точки и тире) "Командир полка"; 5 – (пять точек) "Это будет пять"; 6 – (тире и четыре точки) "Я телеграфист"; 7 - (два тире и три точки) "Дай, дай закурить"; 8 – (три тире и две точки) "Молоко кипит" и 9 - (четыре тире и одна точка) "Папа маму тык".  Затем пришлось научиться набору текстов на телеграфном аппарате СТ-35, что весьма пригодилось впоследствии.

Наряды

Самыми лучшими и лёгкими нарядами считались ночные сторожевые по охране, от сильно жаждущих попрактиковаться в совершенствовании знаний испанского языка "совьетико компаньеро", с юными сеньоритами, живущими  в расположенном рядом с бригадой женском интернате, а также по охране населенного пункта Манагуа, где размещались семьи офицеров бригады.

Окраина Манагуа. Дома, где жили семьи офицеров.

В первом случае наряд был с офицером, а во втором охрану покоя офицерских семей несли вдвоём с оружием. Хорошие это были наряды – ночь отходили, а с утра  и до обеда заваливались отсыпаться.

Караульная служба тоже была не в тягость. В караул отправлялись в маскхалатах, беретах и ботинках с высокими берцами. В своём первом карауле, находясь на посту в третьей смене, а это было в сухом сезоне - осенью, я чуть не открыл стрельбу, а все дело было в том, что с листьев пальм (не королевских и не финиковых), склонившихся над крышами навесов над танками, при порывах ветра сыпались созревшие орешки величиной с ноготь. Ощущение было таково, что словно кто-то из кромешной тропической темноты бросал мелкие камешки для того, чтобы отвлечь часового. Весной приходилось остерегаться не столько врагов, сколько укусов пауков - "Чёрная вдова", у которых в это время начинались любовные забавы, после которых паучиха съедала паука. За время службы случаев укусов этих пауков не было. В карауле ночью в мае 1968 г. и увидал я на южном склоне неба созвездие, которое видно в южном полушарии – Южный Крест, пять звёзд в виде вытянутого ромба.

Наряд по кухне всегда особая тема. Наряд по кухне это "король" всех нарядов, а прикид  для этого наряда была весьма затрапезного вида, как у французских клошаров середины 18 века, в котором, увидев бы меня, моя маменька долго бы приходила в себя. Солдатская столовая состояла из 2-х обеденных залов – большого и малого, разделенных между собой кухней. В большом зале вкушала пищу богема бригады: танкисты, реактивка, минометчики, зенитчики и особый отдел, а малый зал был отведен для батальона боевого обеспечения и мотострелкового батальона. На кухне в Союзе "божьим наказанием" был овощной цех, где милым развлечением была чистка огромного количества картошки. На Кубе бог миловал эту "забаву". Все основные продукты со склада на кухню поступали в  консервированном или в сухом виде в пятикилограммовых банках, а свежая  российская "патата" (картошка) в ящиках.

Отступление. Лет через 7-10 в России  в продаже появилась кубинская патата (картошка) в сетчатых мешках с приклеившимся к кожуре остатками кубинского краснозёма.

Картошки поступало на кухню не более 5 ящиков, и  шла она для придания вкусового эффекта только в супы, которые, впрочем, были тоже из банок. Из банок были щи, борщ, сухой лук и сушеная морковь. Масло тоже приходило в 5 кг. банках. Сахар-рафинад был в синеньких пачках, что продавался  проводницами в  ж/д вагонах с чаем. Одно только подсолнечное масло было только из металлической 200-х литровой бочки. О вкусовых качествах  солдатского харча сильно распространяться не буду. Что можно сказать о картофельном пюре из сухой картошки, разведенной кипятком? Только одно – дрисня в тарелке и клейстерная замазка во рту. Разнообразием обеденного стола на десерт, если его можно было так назвать, ежедневно были апельсины, доставляемые в столовую в мешках. Лимонные деревья  росли по пути в столовую, и даже недозрелые лимоны употребляли с вечерним чаем. Но вот что было прекрасного качества, так это хлеб, который выпекался в ПАХе,  находящемся в 200 метрах от столовой. За хлебом каждое утро приезжала машина из посольства.

Священнодействовали на кухне два повара из гражданских, да в помощь им поступал повар из ротных кухонь батальона (для тренировки и отработки приготовления пищи в таких гигантских количествах). Эти два кухмайстера были ражими мужиками и махали разливными черпаками аки чайными ложками. Эх, до чего же замечательные котлетки они готовили на обед, отсекая и не подпуская к противням никого из кухонного наряда. А у нас руки чесались от желания уменьшить их количество, но эти церберы жарили  и запрятывали от соблазна эти котлетки в запираемый шкаф. За 15 минут до начала обеда раздавался зычный рев одного из поваров "К раздаче!" и начиналась суета. Эти два мужичины черпали первое из автоклавочных котлов и разливали содержимое по дюралюминиевым кастрюлям, которые мы ставили в два яруса на каталки и бегом развозили по залам и расставляли по столам, затем этот же процесс повторялся со вторыми блюдами. Шлепок гарнира в кастрюлю, приложение к гарниру котлетки в алюминиевой тарелке  и вперед к столам. До этого в хлеборезке получали нарезанный хлеб, на ужин сахар и  порционные кусочки масла, а к завтраку только масло к "бурдейному" напитку – чем-то напоминающим кофе со сгущенкой. Завершалась сервировка стола чайником с кофе, компотом или чаем.

После обеда посуда свозилась на кухню, освобождалась от остатков пищи и погружалась в ванну с кипятком. Поразило меня и  ещё то, что ложки нанизывались на  защепку, подобной  английской булавке – в Союзе я с таким не сталкивался. Бетонные столешницы после обеда промывались кипятком, а кастрюли, алюминиевые тарелки, миски  и ложки (вилок не было) один раз в день, после промывке в кипятке, еще и  споласкивались для дезинфекции в слабом растворе хлорки, запашок от которой при переборе концентрации "щекотал" ноздри на завтраке.

Самым кайфовым в кухонном наряде было то, что поздно вечером, когда на кухне оставался только наряд, делалось жаркое из "сэкономленной" картошки с "сэкономленным" мясом (мясо "экономилось" при перевозке его из складского холодильника в столовую), ну и сдабривался сей кулинарный шедевр добытым невероятным трудом алкогольным напитком, что очень как-то сближало весь наряд в преодолении доставшихся трудностей.

Было ещё два вида наряда на работы: наряд за льдом и, от чего до сих пор вздрагиваю, наряд в порту. Первый – заключался в том, что двое солдат и офицер, обычно холостяк, выезжали в Гавану на фабрику "хеладо" за пищевым льдом, для чего тентованная автомашина ГАЗ-53 была оборудована, за исключением 2-х сидячих мест сзади у борта, во весь кузов ящиком обитым жестью. Это был самый замечательный наряд. Прелесть его заключалась в том, что офицеры – молодые еще ребята – могли себе позволить отлучиться на несколько часиков (они тоже не были людьми с железной силой воли, чтобы устоять перед искушениями в виде прекрасных и доступных сеньорит), или, по получении льда, совершить экскурсионную поездку по улицам Гаваны. На этой фабрике льда для нас стояли две бочки с колотым льдом, в которых, на любителей, охлаждались бутылки с мужским и женским, подслащенным, пивом. Под покровительством бога торговли Гермеса в этом священном месте и происходили бартерные операции, или, проще говоря, ченч.

Отступление. Не от хорошей жизни на Кубе процветал обмен товаров на песо. В период экономической блокады, установленной США, на Кубе практически всё строго лимитировалось и продавалось по карточкам (тархета). Естественно, где спрос, там и предложение. В обмен шло всё: мыло, одеколон, духи (парфюм), носки, рубашки, брюки, "сэкономленное", но только в пятикилограммовых, фабричной упаковки, банках масло и ещё что–то, уже и не помню, что.

Погрузив огромными металлическими захватами призматические куски льда килограмм по пятьдесят в оцинкованный ящик, покатавшись по Гаване, возвращались перед обедом в бригаду и развозили, предварительно расколов лёд на более мелкие куски, по питьевым бачкам. Каких-либо заболеваний, связанных с некачественной водой за период службы не было.

А вот второй наряд в порту, особенно с мукой, был "бичом Божьим". В Гаванском порту (в котором нам категорически запрещалось фотографироваться – часовые или охрана порта стреляли в человека с фотоаппаратом без предупреждения) были склады с продовольствием и холодильники с мясными тушами. В одном из складов находились штабельные клетки, состоящие из нескольких рядов мешков с мукой.  Чтобы мука не слеживалась, эти мешки необходимо было вертухать, перекладывая их в штабелях. Мешок с мукой весил 50 кг, но это внизу, а наверху двухметрового  штабеля, куда его надо было подать, он уже весил, как нам казалось, значительно тяжелее. Через 7-10 минут тело покрывалось мучной пылью, от пота эта мучная пыль превращалась в мучной клейстер, как соплями, покрывавший все лицо, брови, тело и волосы на голове, стягивая их в корку. Вертухаемый мешок выскальзывал из рук, обмазанных клейстером, и шлепался на пол. Помещение с мукой не проветривалось.

Мучная пыль висела в воздухе, забивая  рот и нос. Дышать становилось тяжело. Температура в помещении стояла  за 30 градусов.

Обмывшись водой и смыв это желеобразное клейкое вещество с тела, вновь приступали к вертуханию мешков и перекладки рядов. И через десять минут опять то же самое, и так с 9 утра до 5 часов вечера с перерывом на обед, который в рот не лез. Каторга, да и только. Пока мы, молодые, а такую ответственную работу, естественно, поручалась делать только молодым, наращивали мышечную массу, вертухая и поднимая  на верхние ярусы рядов мешки с мукой, ребята, что были на год нас постарше, отбарабанив свою работу в холодильнике, шустро исчезали из складов, нижним чутьём минуя засады особистов, в поисков амурных утех с "путас" (это тоже самое, что и путаны) в "Casa de cite" (Дома свиданий), которые еще полулегально функционировали в портовом районе Гаваны. После этих утех они нам уже  оказать помощь были не в состоянии. Да и немудрено, так как  у сутенеров, предлагавших на портовых улицах "совьетико компаньерам сесарио фоки-фоки кон сеньорита", и  в портовых злачных заведениях Гаваны ходила следующая поговорка: "Кубано компаньеро - уно пало синьку песо, а Совьетико компаньеро – синьку пало  уно песо!".

Два солдата из стройбата

Заменяют экскаватор!

Хозяйственные работы

Это знаменитое изречение можно было отнести  в определенной степени и к нам служивым, а не к стройбатовцам. Я думаю, что каждому, служившему в армии, смело можно присваивать профессиональное звание – землекоп второго разряда. Основными работами на территории батальона были работы по окашиванию травы на газонах и рубке тропического кустарника на закрепленной территории, да еще санитарная уборка казарм и столовой  каждую пятницу во второй половине дня. В казарме койки ставились на второй ярус, подходила водовозка, и бетонный пол обильно поливался водой. Резиновыми швабрами с половины казармы вода сгонялась через продушины, устроенные на уровне пола, на рельеф, затем койки переносились на вымытое место и процесс повторялся. Аналогично мылся пол в столовой, только вместо коек сдвигались обеденные столы.

В январе и начале февраля 1968 года для взводов связи и подвоза батальона был выдан "аккордный" наряд на работу по строительству  капониров для танков и сооружений на танкодроме. Оба взвода были освобождены от учебных занятий, несения караульной службы и нарядов по кухне. Взводу связи было определено возведение эстакады и капониров для защиты танков от ударов авиации. Капониры прорубались внизу на южном откосе известняковой возвышенности, на которой размещался танковый парк. Способ возведения был простой – буровзрывной. Место под эстакаду для танков располагалось неподалеку от устраиваемых капониров. Техника, а именно, передвижная компрессорная установка, бетономешалка и электрогенератор, были китайского производства, необходимо отметить, что и мачете тоже были китайские. Работы были организованы в 2 смены: дневную и ночную. Слава богу, что эти работы пришлись на январь и февраль, когда дневные температуры были 23-25 градусов,  ночные составляли 18-20 градусов, а однажды в середине февраля ночью было аж +14С⁰, вот это был дубак, скажу я вам. На этой стройке я прошел ни с чем несравнимую практику строительных работ, которая и определила мой последующий выбор профессии инженера-строителя. В известняке бурились шпуры, в которые саперы закладывали аммонал. Далее электроогневым способом эти заряды подрывались. Перед взрывами, по сигналу, мы уходили в защищенное место. Буренье шпуров шло пневматическим ручным буровым станком, а стенки капонира обрабатывались киркой или пневматическим отбойным молотком. Известняковая пыль часто забивала отверстие в буровой штанге, и мученьем было, проволочкой с подкапыванием водой, прочищать, сцементированное пылью, забитое отверстие. Хорошо, что склон был сложен из мягкой горной породы – известняка, и устройство капониров  было досрочно завершено. При возведении эстакады пришлось освоить арматурные, опалубочные и бетонные работы. Из стальной арматуры (арматурная сталь периодического профиля была привезена из Союза) вязался каркас, который погружался в опалубку, а затем шло послойное бетонирование сооружения. С цементом проблем не было, так как Куба по выпуску цемента на душу населения занимала чуть ли не первое место в мире. Щебень для бетона привозили из ближайшего карьера, а вот за песком ездили на пляж в Батабано. Первый раз нагрузили и привезли песок, который брали на урезе воды, за что и получили трепку от офицера, руководившего работами. Песок-то был соленым, а бетон, затворенный на соленом песке, потом бы рассыпался. В хайло бетономешалки, в соответствующих пропорциях, ведрами засыпался песок и щебень, заливалась вода, и процесс приготовления бетона пошел. Затем бетонная смесь из жерла бетономешалки переливалась в ведра, и далее ручками переносилась в опалубку. Ведро с бетонной смесью весило чуть меньше двух пудов. Далее этими же ручками ставшими, после перетаскивания ведер с бетонной смесью длиннющими, как у орангутанга, эта бетонная смесь, из-за отсутствия вибраторов, уплотнялась штыковками, изобретенными и изготовленными местными батальонными "кулибиными". Вот когда я добрым словом поминал свои замшевые перчатки, доставшиеся мне от одного кубаша.

Отступление. Все "забавы" с шанцевым инструментом, мачете и другими орудиями производства, во избежание потертостей, водяных и, особенно, кровяных мозолей, производились в  льняных или брезентовых рукавицах (голицах) советского производства. Еще в начале октября 1967 года  старшиной взвода, Юрой Лужецким, мне было доверено ответственное дело, не требующее особых затрат ума, а именно, прочистка от наносов водоотводных канав проходящих сзади казарм. Старшина вооружил меня орудием производства марки БСЛ-110 (большой саперной лопатой), вручил потертые голицы, и воодушевил на трудовой подвиг знаменитой фразой: "чисти  кювет от каптерки первой роты и до обеда" и гордо удалился для дальнейшего наведения порядка на вверенной территории. Перед обедом чистка кюветов подошла к завершению (однако отменный был у старшины глазомер), когда два кубинских электрика на, расположенной вдоль дороги, линии электропередач стали менять провода. Я залюбовался их неспешными действиями. Один из них забрался на столб, прикрепив и раскрыв зонтик над местом производства работ. Руками, одетыми, о! о! о! эти неизжитые революцией буржуазные прибамбасы, в замшевые перчатки, что-то начал там откручивать, а  второй, оставив свой инструмент и замшевые рабочие перчатки, куда-то на минуту удалился. Совесть моя до сих пор  чиста! Я в эту минуту просто произвел ченч - заменил свои голицы на замшевые перчатки и постарался мгновенно исчезнуть с места работы. Берег я эти перчатки, как зеницу ока, и  подарил перед дембелем кому-то из своих земляков-ивановцев.

Для компенсации потерянных от тяжелой работы калорий батальону завтрак, обед и ужин  готовился усиленный, а ночной смене из столовой в термосе доставлялся кофе со сгущенкой, свежевыпеченный хлеб и тушенка. Жаловаться на этот харч было бы грешно. Но всегда всему хорошему наступает конец. За полторы недели до наступления  юбилейного 50-летия Советской Армии и Военно-Морского Флота работы были завершены, и эстакада и противотанковый ров (удивительно, но кем бы  и где на Кубе, в случае боевых действий, могли бы быть отрыты противотанковые рвы?) были обкатаны танком. И вновь наступили суровые армейские будни, проводимые в подготовки к юбилею – 50-летию Великой Октябрьской Социалистической Революции.

Кубинские сувениры

Наиболее доступным и дешевым сувениром были открытки с видами Кубы, которые покупались в киосках Гаванских гостиниц. Там также продавалась пластиковая цветная  рельефная карта Кубы. Открытки стоили 10-20 сентаво. Достаточно дорогими, и конечно для нас недоступными, были чучела кубинских крокодильчиков.

Самым крутым сувениром, на который я не решился, была наплечная татуировка с контуром острова и выходящими из этого контура силуэтами памятника Хосе Марти и 2-3-х королевских пальм, увенчанная надписью "Cuba" с годами службы на острове. Не решился потому, что были случаи заражения подкожного покрова, и вместо шедевра получалось нечто ужасное, уродующее плечо. Я рисовал для любителей нанести себе этот сувенир, только трафаретную основу на кальке.

В Союзе я видел бамбук только в виде лыжных палок и удочек, а на Кубе бамбук был толщиной с хорошую руку и из него изготавливали пенальницы или подставки для карандашей и ручек, с выжиганием на боковой поверхности того же силуэта, что и при татуировке на плече. Аналогичный рисунок я гравировал, затирая его белилами, на отполированной поверхности кокосовых орехов, которые крепились к подставкам, выполненных из красного дерева. На корпусе авторучки, опять же китайского производства, вырезал надпись "Cuba". На отполированную из красного дерева дощечку наклеивался вырезанный из латуни контур "Острова Свободы", на который я наносил надпись: "De los espesialisto  sovietico como un simbolo de la Amistad Sovietico - Cubana! F.A.R.". Так что моя гражданская специальность была востребована.

Наиболее эффектным сувениром являлись морские ракушки. Подарок в виде коллекции таких ракушек, вручённый в управлении кадров Министерства Обороны  СССР, мог обеспечить офицерам направление в очередную заграничную командировку.

В конце мая 1968 года происходила замена одной трети личного состава бригады и офицеров, выслуживших на Кубе свой срок. Начальник штаба батальона капитан Косянчук попадал в эту замену и, естественно, еще в апреле он подсуетился с целью сформировать оригинальный кубинский сувенир. Начштаба сформировал команду "ихтиандров", в которую попал и я. В один из апрельских дней команда ловцов ракушек, возглавляемая капитаном, выехала в провинцию Пинар-дель-Рио в район поселка, с ласкающим русское ухо, наименованием "Хулид-Сангели", расположенного на побережье Мексиканского залива. Там береговая зона была защищена от океанского простора островками  архипелага Лос Колорадос и  коралловыми рифами. Это побережье не было десантоопасным, и кубинские пограничники несли службу на островах архипелага. Снаряжение для подводной охоты состояло из автомобильных камер, очков, вырезанных из противогазных масок, бамбукового шеста с привязанным к нему крючком-тройником и деревянного ящика со стеклом.

Процесс добычи ракушек был до тривиальности прост. На автомобильной камере отплывали от берега к коралловым рифам и барражировали вдоль них, просматривая дно через ящик со стеклом. Увидев ракушку, переворачивали её шестом и рассматривали, не старая ли у неё лицевая поверхность. Если ракушка была товарного вида, то три-четыре глубоких вдоха-выдоха, набор в легкие воздуха и нырок в глубину, и сразу же транспортировка этой ракушки к берегу. Там наш брат по названию "трясун" брал ракушку в обе руки, лицевой поверхностью вниз, разведя на ширину плеч ноги, присаживался в позу взлетающего орла и со всей силой стучал руками, сжимающими ракушку, о бедра ног. Однако после четвертой-пятой ракушки руки-ноги бывали отбиты. При удачном стечении обстоятельств, моллюск вылетал из зева ракушки, и товар был почти готов. Верхняя наружная поверхность ракушки обрабатывалась от известкового налета слабым раствором соляной кислоты и в последующем покрывалась лаком. Но если моллюск прятался вовнутрь ракушки, его ждала незавидная участь. Ракушки привозились в Манагуа и укладывались на окраине деревушки где-то в джунглях, и там, на запах тухнущих моллюсков слеталась кубинская нечисть, жрала этих протухающих "устриц", откладывая в них свои яйца, а затем вылупившиеся опарыши зачищали внутренность ракушки так, что потом из неё сыпалась только труха. Из джунглей перло запахом тухлятины, отравляя миазмами воздух, но это был второй способ придать ракушке коллекционный вид. Изысканнейшим дополнительным питанием к шулюмке, что варили на костерке на обед, были лобстеры, которые, как бы невзначай, вылавливались совместно с ракушками. Вот когда мне впервые сподобилось попробовать самую главную буржуинскую пищу -  отварных лобстеров. Намного раньше пришлось попробовать первый буржуйский тропический фрукт, про который ещё В.В. Маяковский сказал: "Ешь ананасы…". Экзотика, да и только! И самое главное – на побережье океана москитов не было!

Для себя я выловил две здоровенные ракушки - королевский касис и королевский стромбус, которые ухитрился провезти, минуя досмотр, при дембеле. Что интересно, в прибрежной полосе пляжей залива Батабано водились маленькие очень красивой расцветки ракушки ципренис, но таких ракушек, как на северном побережье Кубы, там не встречалось.

Кубинские сувениры: ракушки, барабан и спички.

А самым престижным сувениром были кварцевые солнцезащитные очки, которые изготавливались на заказ почему-то в аптеках. Роговая оправа готовилась из черепаховых панцирей, зеленоватые стекла, с переходом от темно-зеленого - вверху до прозрачного – внизу, цвета, готовились из кварцевого песка – это был не только крик моды, но и прекрасное защитное средство от ослепительного летнего солнца. Если мне не изменяет память, то стоили эти очки аж 120 песо! Поэтому в таких очках могли щеголять только избранные: бригадный фотограф да кое-какие ротные старшины и  особенно хлопцы из хлеборезки, которые на вопрос: "Где взял?", скромно потупив очи, отвечали, что очки нашли на улицах Гаваны.

Гавана

"Чтобы узнать чужой город, надо ходить по нему пешком" - это старое, всем известное, правило. Город из окошка автобуса или с сиденья автомашины проносится перед тобой, как на экране кино: ты не чувствуешь ни его аромата, ни его биения пульса, ни ритма его жизни.

Каждый город имеет свое лицо. Ну, а если это столица,  то лицо города приобретает удивительные и неповторимые черты, которые остаются в твоей памяти навсегда.

ГАВАНА НЕПОВТОРИМА. Ей нет аналогов. Она - уникальна.

Где есть еще второй такой Малекон – шестикилометровая набережная: раскаленная граница между сушей и морем – трепетный стык двух стихий. Океан ночью у Малекона светится голубоватым фосфоресцирующим светом. Слева – бескрайний простор Атлантики в своей неповторимой купоросной синеве. Справа – ряды гаванских небоскрёбов и ярко высвеченных неистовыми тропическими красками старинные зданий и пугающий своими синими стеклами дом с этажами в виде гробов. Сверху – синий–синий купол безжалостного неба до краёв забитого солнечным светом. Наиболее прекрасен и великолепен Малекон во время шторма, когда налетающие на парапет набережной штормовые волны разлетаются  вверх фонтанами брызг и, перехлестывая парапет каскадом воды, рушатся на проезжую часть набережной.

Гавана – это калейдоскоп цветов. Это живой, гигантский ботанический сад. Как пламенем охвачены деревья без единого листочка, украшенные только цветами красного, белого, оранжевого оттенков. Цветы бегут вдоль тротуаров, цветы заполняют клумбы, цветы лезут вверх по стенам домов. Они  ослепляют и одурманивают  своим ароматом.

Достопримечательности Кубы

Одной из достопримечательностей Гаваны, в которой я побывал, был музей Наполеона. Он расположен в центре города, в специальном здании с многочисленными залами и небольшим садиком, утопающим в лиловых цветах. В этот садик выходят  веранды, за которыми в просторных залах хранятся реликвии, связанные с жизнью французского императора. Один из самых богатых людей острова – владелец плантаций и сахарных заводов – оказался  поклонником кумира прошлых времён. Он тратил баснословные деньги, оплачивая всё, что связано с именем и жизнью Наполеона. Мебель Наполеона, его одежду, картины, которые сопровождали жизнь полководца, походный барабан, треуголку, изъеденную молью, и даже ночной горшок императора с фарфоровыми цветочками внутри.

Музей Наполеона в Гаване

Но самой примечательной экскурсией была  в декабре 1967 года поездка взвода связи в дом-музей Эрнеста Хемингуэя в пригороде Гаваны - деревушке Кохимар.

Проезжаем окраины Гаваны. Небольшая деревушка Сейва. И вот резкий поворот направо и мы, проехав метров двести, останавливаемся возле массивных каменных ворот, за которыми густой, до невероятия зелёный парк, состоящий из мощных деревьев, перемежаемых небольшими лужайками, кустарниками и зеленью фонтанов бамбуковых зарослей и агав.

На воротах небольшая медная табличка "Дом-музей Эрнеста Хемингуэя". За воротами на лугу огромный деревянный, выкрашенный в чёрный цвет, катер "Пилар". На нём писатель ходил на рыбалку.

Мы идём пешком, поднимаясь всё выше и выше на вершину заросшего пальмами холма. Дом открывается совершенно неожиданно. Каменные ступени. Гигантская веранда упирается в могучий ствол баобаба. Здание не очень велико, скорее скромно, чем роскошно. Одноэтажный, достаточно просторный дом, где жил и работал выдающийся писатель. С противоположной стороны - квадратная четырехэтажная башня со смотровой площадкой.

Башня со смотровой площадкой на вилле Хемингуэя в Кохимаре.

Вокруг, сквозь гребенку пальмовых ветвей, открываются изумрудные просторы Кубы. Панорама Гаваны, пальмовые рощи по холмам, стрельчатый проблеск океана. Мягкие увалы тропической природы. Только простор. Только зелень, только самая неоглядная даль. Рядом с башней в кресле с фотоальбомом директор музея – пожилой кубинец с изрубленными морщинами лицом и седыми волосами. Хемингуэй свел счеты с жизнью в 1961 году, музей открылся в 1964 году. В саду и доме все осталось, словно писатель уехал куда-то ненадолго.

В кабинете на столике лежит, пришедшая и невскрытая, корреспонденция, стоят раскрытые и недопитые бутылки с алкогольными напитками, книги с раскрытыми страницами. Медленно проходим из комнаты в комнату. Вот столовая с белой мягкой мебелью в чехлах. На стенах - охотничьи трофеи: головы оленей и антилоп. Картина боя быков. Два глубоких кресла, между которыми низкий столик с набором напитков.

Книги в доме везде, в огромном количестве, в гостиной, в столовой, в кабинете, в спальне. Даже в туалете высоченная полка книг в кожаных переплетах.

Из гостиной вход в спальню. Она тесновата. И опять книги и газеты – вплотную к постели. Кабинет тоже тесноват. На огромном столе трофейные реликвии разгрома германского фашизма – гитлеровские ордена и медали. По стенам охотничьи трофеи. Запомнилась гигантская голова дикого африканского буйвола с могучими, как корневища, рогами.

Библиотека – самое просторное и, пожалуй, самое шикарное помещение дома. На полу и диване шкуры леопардов и тигра. Книжные полки по всем стенам.

Фото на память на вершине башни и все - навсегда в памяти воспоминания о месте творчества величайшего писателя.

50-летие Великой Октябрьской Социалистической Революции и  Советской Армии и Военно-Морского Флота

В ноябре 1967 года исполнялось 50 лет Великой Октябрьской Социалистической (ВОСР) Революции и столь значительная дата не могла  не пройти без особых мероприятий. Подготовка к празднованию 50-летия ВОСР уже шла в бригаде в полную силу. Готовились средства наглядной агитации, плакаты, транспаранты, шла усиленная приборка территории бригады, в том числе покраска известкой на высоту 1.8 м стволов королевских пальм. Усиленно шла строевая подготовка подразделений бригады и экзерциции с оружием. Все готовилось к встрече важных гостей. Вот тут-то и пришли комбригу идеи: во-первых, провести парад бригады, переодев всех служивых соответственно в единую форму – танкистов, реактивщиков, зенитчиков в темно-синие комбинезоны, остальные подразделения – в маскхалаты, ну и, естественно, обув всех в ботинки с высокими берцами. Во-вторых, для отличия родов войск на правой стороне груди и на левом рукаве нашить специальные эмблемы. На груди нашивались прямоугольные полоски, а на рукаве пятиугольный шеврон, смахивающий на нарукавные шевроны армии США, в которых изображались символы родов войск: танки, перекрещенные пушки и т.д. При общем дефиците канцелярских принадлежностей, тем не менее, всех нас, более или менее, умеющих мазюкать, обеспечили коробками цветных карандашей "Тактика", белым миткалем, и замполиты установили сроки изготовления этих эмблем. Фломастеров в ту пору не было. Вот мы, бедолаги, и муслякали карандаши и разрисовывали эти эмблемы, чтобы они ярче выглядели. Так мы втроем изготовили по 95 экземпляров нагрудных и нарукавных эмблем на весь танковый батальон. На последней репетиции парада комбриг увидал строй бригады в комбинезонах с эмблемами и выразил глубокое удовлетворение, лаконично буркнув: "ОТО хорошо!"

Вычищенная, вылизанная, окошенная, подстриженная, блистающая свежее побеленными казармами ТБ, построенная  на плацу 7-го ноября бригада  встречала "Гранде хефе". Потряс нас всех комбриг. Он появился на плаце бригады в, щегольски на него пошитой и отутюженной, оливкового цвета, форме. Сияющие полуботинки, брюки, офицерская рубашка, на голове – О! – О! - советская офицерская фуражка с кокардой, через плечо портупея с кобурой - ну настоящий полковник! Трубач дал сигнал "Слушайте Все!", муз взвод взревел "Встречный марш" и из-за поворота появились: командующий всеми советскими специалистами на Кубе генерал-майор – Биченко Иван Григорьевич, начальник Генерального Штаба Кубы – Педро Мерет. Министр обороны Кубы – Рауль Кастро прибыл с небольшим опозданием.

Педро Мерет, Биченко И.Г. принимают рапорт В.Д. Серых.

Гремит команда "Бригада, смирно! Равнение направо!" Строевым шагом  комбриг подходит к начальнику Генерального штаба Кубы Педро Мерет  представляется и  представляет бригаду.

Оркестр играет Гимны Кубы и СССР. Командиры занимают места на трибуне. Трубач вновь дает сигнал "Слушайте Все!". Команда "Вольно!".

Педро Мерет, Рауль Кастро и Биченко И.Г.

Далее речь Рауля Кастро (с переводчиком) и вновь команда замкомбрига по строевой: "Бригада, смирно! К торжественному маршу! Поротно! На одного линейного дистанция! Первая рота – налево! Остальные – на право! Шагом марш!". Бригада, проникнутая торжественностью момента, воодушевленная величием праздника и представительных гостей, всколыхнулась и рубанула строевым под звуки марша. По плацу шли  строевым советские солдаты и по команде "И - Раз!" перед трибуной все дружно равнялись на право, на трибуну, глаза "ели" присутствующих на трибуне.

Третий слева начальник Генерального штаба Кубы Педро Мерет, Министр обороны Кубы Рауль Кастро, командующий военными специалистами на Кубе генерал-майор Биченко И.Г., военно-морской атташе посольства СССР на Кубе и комбриг Серых В.Д.

Это был апофеоз парада. После прохождения рот на плац выходили взвода разных подразделений бригады, проводили спортивные упражнения, чередовавшиеся с экзерцициями оружием. Завершил парад прохождением музвзвод, впереди которого парадным шагом, при этом дирижируя руками, шел капельмейстер оркестра. И как шел! Не шел, а прямо парил над плацем! Это был армейский балет и высочайший класс строевой подготовки. По-моему, у комбрига на глазах блистали слезы радости, и его распирала гордость за бригаду. Далее день, расписанный заранее, проходил по следующему распорядку. Быстро переодевшись, мы рассыпались по спортплацам, спортивным снарядам и показывали высоким персонам, проходящим по территории батальона, уровень спортивной подготовки и показательные матчи по волейболу, ручному мячу и баскетболу.

Переводчик посольства, министр обороны Кубы Рауль Кастро, командир 7 ОМСБ полковник Серых В.Д,. на заднем плане начпрод бригады майор Погосьян.

На стадионе проходил футбольный матч. Танкисты в огневом городке проводили на качалке показательные стрельбы из вкладного стволика. Мотострелки на огневом рубеже рубили выстрелами мишени. Зенитчики пуляли  в воздух, имитируя отражение атаки самолетов. Ну, всё шло, в  общем, по расписанию и по сценарию.

Рауль Кастро и В.Д. Серых.

ак говорят: "война войной, а обед по расписанию". Мы в свою столовую, а комбриг повел Рауля и Биченко И.Г. в офицерскую столовую. Как писал летописец "Обед был силен!". Рауля Кастро и Педро Мерета из столовой выводили под руки. Мгновенно среагировал начальник особого отдела, шугнув в первую очередь бригадного фотографа, да и других служивых, проводивших фотосъемку, отобрав у них фотоаппараты, а затем шугнул и всех нас, столпившихся  перед входом в офицерскую столовую. День для нас завершился в центральном клубе показом, соответствующего празднику, кинофильма. Так для нас прошел полувековой юбилей ВОСР.

Полувековой юбилей Советской Армии и Военно–Морского Флота проходил в феврале 1968 г. по тому же сценарию, что и в ноябре 1967 года, но за исключением, а точнее, включением в финале парада салюта из пятидесяти залпов. Видимо пукание зениток навело на эту мысль комбрига, и вот на полигоне вывели на открытое место танковый взвод, и по команде начался рев танковых пушек.

Серых В.Д., Рауль Кастро, Биченко И.Г., переводчик, стоит замкомбрига по строевой

Все бы было великолепно, если бы не одно "но". Февраль - сухой сезон. Джунгли на территории бригады подсушенные. Что послужило причиной их возгорания, не знаю: то ли пыжи из холостых выстрелов, залетевшие в джунгли, то ли кто-то швырнул непотушенную сигарету. Но после последнего выстрела на плац, столовую и штаб бригады из джунглей потянуло дымом. Говаривал все же Наполеон, что от великого до смешного – один шаг.

К сожалению, я в этот день находился в санчасти бригады, а причина была банальна. Накануне, т.е. 22 февраля, я шел из центрального клуба, а около офицерской столовой самопальной электрической газонокосилкой выкашивалась трава на газоне, и из-под стригущей лопасти ножа вылетел камешек и попал мне  точно в кость ниже колена. Удар в кость, болевой шок, и я рухнул от чудовищной, пронизавшей весь организм, боли без сознания. Три дня отлежки в санчасти было обеспечено.

(продолжение смотрите здесь)