Лысенков Юрий Алексеевич (август 1962 – сентябрь 1964): Как я стал говорить по-испански

Из книги "Белые пятна Карибского кризиза, 1961-1964" ^[10]

Служба в Союзе

Каждый год в день Победы 9 Мая в Москве, у колонн Большого театра с 11-00 до 12-00 часов собираемся мы – ветераны Карибского кризиса, вспоминаем прошлые годы, рассказываем о себе, помогаем друг другу, чем можем.
Как известно, конфликтную ситуацию в Карибском бассейне в 1962 году мы называем Карибским кризисом, кубинцы – Октябрьским, а американцы – Ракетным. Судьба распорядилась так, что оказавшись в гуще тех событий, я надолго связал свою жизнь с Кубой, стал впоследствии переводчиком, помогал кубинцам возводить завод азотных удобрений в г. Нуэвитас, участвовал в совершенствовании дорожно-транспортной системы Гаваны, на Кубе родился младший сын Антон...
Призывались мы в 1961 году из Тбилиси вместе с друзьями-одноклассниками: Сысоевым Владимиром, Шаумяном Рафаелем, Омари Цанава, Отари Давиташвили, Асриевым Рудольфом, Аветяном Владиком и др. Месячный карантин проходили в Мариновке, близ Волгограда, а службу начали в самом Волгограде в Узле связи, где учили нас на радистов. Почти через год учебы, сдав успешно на 3-й класс радиста, нас уже распределяли на дежурства, когда вдруг прошел слух, что наш Узел связи посылают за границу. Некоторые товарищи, не хочу называть их фамилии, не захотели ехать, убежали в самоволку, за что и были вычеркнуты из списков претендентов на поездку.

Феодосия-Гавана: 19 дней в трюме сухогруза

В начале августа мы прибыли в Феодосию из Волгограда - в теплушках и со всем оборудованием нашего Узла связи. Сдали все личные документы и переоделись в морскую и гражданскую одежду, а 11 августа 1962 года нас погрузили на сухогруз "Илья Мечников", и пошли мы в неизвестном направлении. Все, в общем, догадывались, что идем мы на Кубу или во Вьетнам. Моряки говорили, что все станет известно после Средиземного моря, и когда нам сообщили, что идем на Кубу, сразу же возникли вопросы об этой стране. Офицеры читали лекции о Кубе, но сведения были скудными. Об изучении испанского языка не было и речи, так как отсутствовали учебники, разговорники и словари. Крутили постоянно фильмы. Кормили отменно, по флотскому рациону, но еда не шла в горло – мучили жара, духота и качка, изнуряющая в течение 19 суток следования до Кубы. Привыкнуть к качке невозможно, видимо, надо родиться моряком.
Везли нас в трюмах, на деревянных нарах в несколько ярусов. Днем на палубу выпускали подышать небольшими группами поочередно, минут на двадцать, в промежутках между политзанятиями.
Нам, молодым ребятам, в то время было все равно куда ехать, хоть на край света – все было ново и интересно, и не страшно. Когда проходили пролив Босфор, то слышали даже музыку с берега.
Но самые тяжелые деньки наступили в Атлантическом океане, за несколько суток до подхода к Кубе, когда плотно закрыли трюмные люки, и не было доступа свежего воздуха. Выход на палубу был запрещен, и в трюм спустили парашу.
Облетали нас американские самолеты и вертолеты семь раз. Однажды, когда мне повезло, и меня назначили на камбуз чистить картошку, был очередной облет, и мы, в тельняшках, махали летчику руками, а он отвечал нам тем же и фотографировал нас. Возвращаться в трюм не хотелось, и я готов был работать матросом, драить палубу, красить, – то есть, выполнять любые работы. Но приходила очередь других солдат подышать свежим воздухом, и мы возвращались в свой ад.

На острове Свободы

И вот, наконец, все тяготы пути остались позади, и мы 1 сентября 1962 года увидели долгожданный берег Кубы – это незабываемое чувство осталось навсегда в памяти: тропическая природа, пальмы, негры, одним словом – экзотика.
Когда мы разгрузились в Гаване, нас посадили на поезд и всю ночь мчали в г. Камагуэй, где находился наш штаб ПВО. Такой тряски в поезде я не испытывал никогда, хоть доводилось в Союзе ездить и на порожняках. Дело в том, что тогда железные дороги на Кубе были очень плохие, и как наш поезд не соскочил с рельсов, уму непостижимо.
Остановились мы неподалеку от Камагуэя, в так называемом местечке "Кантри-клуб" – раньше это было увеселительное место для туристов, в подавляющем большинстве американских, с барами, казино и бассейном. В самом здании клуба разместился штаб, а на территории – мы. Сразу же поставили походные палатки с двухъярусными кроватями и начали рыть окопы вокруг лагеря, работая посменно круглыми сутками.

^[11]
Перед заступлением на пост охраны важного объекта - учебного корпуса Штаба 27-ой дивизии ПВО в Камагуэе.

Самое сложное, с чем мы столкнулись на Кубе – это нехватка воды. Рядом протекала маленькая речка, и мы умывались в ней, чистили зубы и мыли посуду. Питьевая вода была привозная со льдом, наверное, не очень чистая, поскольку многие часто болели дизентерией (я сам несколько раз попадал в госпиталь в Камагуэе). Ходили через день в караул, через два – на кухню, так как здесь наша специальность радиста не понадобилась. Штаб поддерживал связь с дивизионами и другими частями посредством телеграфной аппаратуры. Мне надоело ходить "через день на ремень", и я, кстати, единственный в Узле связи, решил учиться самостоятельно работе на телетайпном аппарате. После караула или наряда по кухне, ночью, когда ребята спали, ходил в аппаратную и потихоньку учился печатать. Через месяц научился, сдал на третий класс, и меня взяли на постоянное дежурство.

Карибский кризис

Каждый день, обычно в полдень, начинался дождь и лил как из ведра, но короткий период. После ливня снова выходило солнце, и парилка усиливалась, так как влажность становилась почти стопроцентной.
Также в полдень, как по расписанию, появлялись в небе американские самолеты. Мы ходили обычно в столовую строем, но после начала облетов командиры отменили это решение, и мы стали ходить врассыпную, по-партизански, чтобы враг не догадался...
^[12]
С 22 октября все войска были приведены в боевую готовность – спали одетыми с оружием в обнимку: у меня был карабин с боевыми патронами – расставаться с личным оружием было запрещено. Все чувствовали ответственность, казалось, вот-вот что-то начнется, особенно, когда сбили американский самолет U-2. Но вот, в конце ноября, когда отменили морскую блокаду Кубы, и американцы сняли карантин, стало легче.
^[13]

Письма из дома или Жизнь налаживается

Стали понемногу обустраиваться. Привезли деревянные домики-казармы, мы построили под них бетонные цоколи, и это давало относительную прохладу. Спасибо тому, кто придумал накомарники, их сшивали из марли, иначе бы нам не спастись ночью от комаров, но спать под ними было очень душно. Мы смачивали водой простыни и укрывались ими, но этого едва хватало на час – простыня высыхала, и приходилось снова повторять процедуру. Невыспавшиеся, с воспаленными глазами, шли нести службу. И так изо дня в день.
Первые месяцы тяжело было жить без писем с Родины, но позднее нам разрешили писать домой – с обратным адресом "Москва-400". Когда пошли ответы на наши письма, обнаружилось, что некоторые родители думали, будто мы служим в Москве, и спрашивали, не отпускают ли нас в увольнение, и даже завидовали, что так нам повезло со службой. Однако писать, что мы служим на Кубе, было категорически запрещено, но некоторые хитрецы писали закодировано. Например, мой одноклассник Сысоев Владимир написал, что он служит вместе со своим другом по фамилии Кубашвили, а так как у него такого друга никогда не было, то он надеялся, что родители догадаются, где он служит.

^[14]
С другом Владиком Сысоевым в горах Сьерра-Маэстра.

^[15]
С другом Омари Цинана в горах Сьерра-Маэстра.

А потом разрешили писать, где мы служим, посылать фотографии. Нам родные присылали из дома в конвертах фотопленку, фотобумагу, проявители, закрепители, и мы фотографировались, сами же проявляли и печатали снимки.

Дни светлые и тяжелые

Были и трагические случаи в нашей службе. Однажды в Камагуэе, когда я стоял в карауле, в штабе, было это после прошедшего накануне урагана "Флора", кубинцы называли его циклоном, прибыл грузовик из Сантьяго-де-Куба, загруженный чем-то. Я заглянул в кузов и увидел тела наших солдат, утонувших и погибших во время урагана...
Кормили нас сносно, но продукты от жары и избытка влажности портились, и частенько в супе появлялись червячки. Раз даже мы отказались от пищи, и было ЧП, – приехало высокое начальство во главе с генералом, поговорили с нами по-доброму, никого не наказали, но особого улучшения не произошло. Я в основном нажимал на компот, так как повар был мой земляк из Грузии, звали его Нельсон Шух – я был очень худой, и он мне всегда давал добавку. А вот моему товарищу Владику Аветяну не всегда давал, так как он был упитанным.

^[16]
На фоне огромного тропического дерева сейба.

Бани у нас стояли рядом: кубинская и советская. Когда у нас не было воды, мы купались в кубинской бане, но была большая опасность "подхватить вошек"...
У нас рядом росли апельсиновые и мандариновые сады, и мы частенько бегали туда за фруктами, хоть и стоили они дешево – на один кубинский песо можно было купить сто апельсинов, а давали нам, солдатам, четыре песо девяносто пять сентаво, а также по выбору сахар или сигареты.

^[17]
Первая сигара, которая у кубинцев называется табако.

Кроме напряженной и трудной службы и тайных радостей, которые мы сами себе иногда доставляли, были и очень светлые дни, скрашивавшие наш быт. Это и интересные лекции, и спортивные мероприятия, и прекрасные отечественные фильмы, и бурные комсомольские собрания, и концерты художественной самодеятельности, и встречи с интересными людьми, приезжавшими из Союза для поднятия нашего морально-боевого духа. Никогда не забудутся радостные встречи с нашими артистами, а особенно – с сильнейшим в то время человеком планеты Юрием Власовым, и его интересный рассказ о себе, о большом спорте, о жизни нашей страны. А разве забудется приезд в Камагуэй киевского "Динамо" и его победа над молодежной сборной Кубы со счетом 8:0! Как мы болели за своих!..

^[18]

^[19]

Чувствовалось, что и командование в Союзе, и политуправление Группы советских войск на Кубе старались максимально разнообразить нашу жизнь, чтобы не так остро сказывалась оторванность от Родины.

Переводчик-самоучка

Я тем временем уже стал понимать кубинцев, научился немного говорить по-испански и стал как бы нештатным переводчиком в Узле связи. Когда возникали проблемы с кубинцами, то командиры приглашали меня разобраться. У меня не было ни учебника, ни словаря, а чтобы быстрее научиться, я записывал услышанные слова и выражения и заучивал их наизусть. Сначала, в основном, говорил "на пальцах", но постепенно речь становилась более осмысленной – видимо, мне помогло то, что я знал грузинский и армянский языки, так как с детства жил в многоязычной среде. Кубинские солдаты в большинстве своем были малограмотными, а некоторые даже друг с другом разговаривали в инфинитиве, то есть: "Я говорить – ты слушать". Много мимики и жестов. Таким образом, можно было быстро научиться только тому, что слышалось. Мы жили рядом, общались часто, и они удивлялись, что я проявляю интерес к их языку. Я всегда просил их говорить правильно по-испански, а не глаголами в неопределенной форме, чтобы самому быстрее освоить язык. Помню, раз приехало высокое начальство из Главного штаба на лимузине. Пригласили меня переводить, и я в первый раз прокатился на американской машине.

Курсы по испанскому языку

Когда обстановка нормализовалась, мы начали готовиться к передаче нашего оборудования и техники кубинцам. Встал вопрос и об обучении.
Естественно, были в первую очередь привлечены те, кто уже знал немного испанский язык. Для этого были срочно созданы курсы по совершенствованию испанского языка. Вот там-то я в первый раз увидел и учебники и словарь. С какой жадностью мы набросились на учебу! Выбрали нас человек десять и провели 3-х месячные курсы, а так как у нас уже была практика общения с кубинцами, мы сносно говорили, то нас натаскивали в основном по грамматике и технической терминологии. По окончании курсов нам выдали справки с печатью в/ч п.п. 78004 "Д" за подписью командира части Овчарука о том, что курсы проходили в объеме программы средней школы, с общей оценкой "отлично", и что мы можем работать преподавателями по обучению кубинских военнослужащих.
Сразу же нас двоих с Климковым – парнем из Гомеля – очень толковый солдат был, знал прекрасно испанский язык (он вел материальную часть, что особенно трудно, так как не все знали обилие терминов и деталей оборудования), перевели в Сантьяго-де-Куба в другую часть, где мы и преподавали в Учебном центре по специальности телеграфного оператора.
Тепло попрощались с друзьями-товарищами, многих из которых до сих пор помню, например, каптенармуса Славку Арефьева, здоровячка Макарова, Верниковского, Комарова, Климкова, Крымцева, Совпель, Воробьева, Петренко и Ефимова. Кроме того, помню всех земляков, а с некоторыми часто встречаемся, дружим уже более 35 лет – Владиком Сысоевым, Рудиком Асриевым и другими.
Никогда не забуду и моего командира взвода Власова Виктора Алексеевича, с которым мы прошли эти долгие и трудные дни службы. Не было в нашей части случаев неуставных отношений. Видимо, ситуация не позволяла. Одним словом, мы жили очень спаянно и дружно. Особых эксцессов не помню. Мы и сейчас в Москве встречаемся с Виктором и дружим.

В учебном центре Сантьяго-де-Куба

В нашем телеграфном классе было человек тридцать кубинских солдат, в основном новых призывников – молоденьких, лет эдак по 14-15. Карабины были выше их роста. Надо было пройти материальную часть, научить их работать на телеграфном ключе, ремонтировать аппарат, выходить на связь, научить кодировке, паролю и многому другому. Следует отдать должное кубинским мальчишкам, – они подошли к делу с ответственностью и все окончили курс на "хорошо". Были у нас и любимчики, которые схватывали "на лету", а были и откровенно ленивые и бездарные. У меня был любимчик по прозвищу Чиво, я его звал ласкательно Чивонико, так как он был самым маленьким, с козленка ("чиво" в переводе на русский – "козел").
Окончив курсы, кубинские солдаты были направлены на свои рабочие места, а мы ходили и контролировали их. Конечно, у нас, преподавателей, по сравнению с другими солдатами, жизнь была, можно сказать, более привилегированная – мы не ходили на зарядку, в столовую могли прийти в любое время, и т.д. Называли нас "profesores" – профессорами, хотя с испанского "profesor" переводится как учитель, преподаватель.
Во время учебы кубинцы рассказывали разные байки про Фиделя Кастро, его брата Рауля и других кубинских руководителей. Посмеяться они любили. Веселые были ребята, никогда не унывали, всегда пели и здорово танцевали.
По окончании курсов вся наша Учебная группа сфотографировалась на память.
^[20]
За обучение кубинцев руководство части наградило каждого из нас Почетной грамотой.
^[21]

Кубинцы – веселый и доброжелательный народ

Прослужив два самых трудных года плечом к плечу с кубинцами, общаясь с ними ежедневно в быту и во время досуга, в казармах и на улицах разных городов, хотелось бы поделиться своими наблюдениями – какие они, кубинцы, как они жили, чем они сами и их жизнь отличались от нашей. В качестве поощрения отличившихся советских солдат отпускали в увольнение или, как у нас называли, экскурсии, обязательно группами во главе с офицером или сержантом.

^[22]

Побывали мы во многих исторических местах Камагуэя и Сантьяго-де-Куба,

^[23]
Крепость Кастильо-дель-Морро, охраняющая вход в крепость Сантьяго-де-Куба.

посещали местные достопримечательности, заходили в магазины, в основном поглазеть на еще оставшиеся в продаже американские товары.

^[24]
Камагуэй. На заднем плане – высказывание Фиделя Кастро о значении спорта.

Денег у нас на такие товары, конечно, было мало, да и купить их было невозможно, так как на Кубе уже действовала карточная система. Затем, когда на Кубе начали выпускать резиновые туфли, их можно было купить без квоты, но носить их в том климате оказалось невозможно. Зайдя в магазин и купив какую-нибудь мелочь, мы были несказанно удивлены, что продавцы благодарили за покупку, что у нас в Союзе было не принято. Продавцы, в основном, молоденькие девушки, всегда радушно встречали покупателя, мило улыбались и чуть ли не провожали до дверей. Нам, привыкшим к обслуживанию в Союзе, когда продавщица считала вправе тебе нагрубить, а ты еще и благодаришь ее за то, что купил у нее, эти посещения кубинских магазинов были как поход в музей, где показывают необычное чудо. Если у кого-то оказывались лишние деньги, то, зайдя в магазин и купив что-либо, мы по привычке говорили: "Грасиас" – спасибо, а кубинки нам в ответ: "Нет, Вам спасибо – за то, что Вы побывали у нас и сделали покупку". Потом мы поняли, что это воспитание им прививали с детства так же, как нашей продавщице прививали, что можно грубить покупателю.

^[25]
В городе Камагуэй в редких увольнениях.

Вообще-то кубинцы очень доброжелательные и веселые люди, я бы сказал, немного беспечные. Страстные любители музыки, особенно ритмичной. Потанцевать – хлебом не корми. Я видел, как на автобусной остановке, ожидавшие автобус кубинцы танцевали без стеснения, когда из ближайшего окна вдруг послышалась ритмичная музыка.
Беспечные и бесстрашные, потому как иногда водитель объявлял, что автобус неисправен и могут отказать тормоза, но ни один из пассажиров не выходил из автобуса – пренебрегая опасностью, они ехали дальше. Мало того, я видел, как кубинцы облепливали грузовики, как гроздья винограда, и он мчался куда-то. С транспортом на Кубе были трудности, и на остановках всегда выстраивалась в долгом ожидании очередь, будто никуда никто не спешил. Проезд стоил 5 сентаво, и странно было видеть у многих в очереди эти 5 сентаво в ушах. Входили в автобус всегда в переднюю, а выходили из задней двери. Кондукторов не было, и не было билетов – вошедшие сразу же вытаскивали из уха эти 5 сентаво и бросали водителю в железную коробку, которая звонко сигналила об уплате, поэтому никто не мог проехать бесплатно, и не требовались им линейные контролеры. Усевшись, место уже никому не уступали, даже пожилым, считая, что свое отстояли в очереди...
Всегда приветливые, при встрече с вами они обязательно поздороваются, хоть вы сто раз в день пересекаетесь друг с другом. Сначала, когда они нас приветствовали посредством сжатого кулака, мы думали, что они нам угрожают, но потом поняли, что это знак борьбы и солидарности. Общительные, особенно в транспорте, могут заговорить с незнакомыми людьми запросто, обсуждая последние новости или спортивные известия. Видимо, это присуще маленькой стране – такая вот близость и чувство родства, братства. Когда встречаются два кубинца, думаешь, что это родственники, а оказывается, они раньше и не знали друг друга. Для нас, стесненных рамками цензуры и всяких ограничений, когда в Союзе даже рискованно было на улице поговорить с иностранцем, все это было как сон – они открыли нам глаза на многое.

Кубинские особенности

Кубинцы научили нас пить кофе. Им в армии его давали. Они страстные любители кофе, пива, рома и сигарет.

^[26]
Первый бокал кубинского рома.

Кофе продавали на каждом шагу, и стоил он пять сентаво. Маленькая чашечка, которую называли кафесито. Кубинцы могли пить такие кафесито хоть целый день. Солдатам выдавали еду на алюминиевых подносах с выдавленными местами для определенных порций. Первые блюда, как у нас принято, борщ, супы у них отсутствовали, а только давали вторые блюда, гарниры, рис, горох, фасоль, ну и фрукты, соки. Хлеба они много не едят, как у нас принято, и едят только чисто белый хлеб, такой мягкий, как вата. Солений в нашем понятии не знают и не любят, как и черный хлеб с селедкой, которую могут зажарить в засоленном виде.
Вся Куба была разделена на группы СДР (Comite de Defensa de la Revolucion – Комитет защиты революции), а седеристы – его члены, следят и докладывают властям обо всех непорядках и провокациях. Каждый сосед знал, что делается рядом, в округе. Большие любители сборищ, всевозможных мероприятий и собраний – выступают без уговоров, а не так, как у нас на собрании, где каждого надо упрашивать выступить. Кубинцы хорошие ораторы, могут разглагольствовать часами, чем я и пользовался, изучая их язык, не перебивая, что им особенно нравилось.
Настоящий кубинец не пропустит ни одну проходящую женщину на улице, не сказав ей комплимента, что по-испански называют "piropo"; эти пиропы они могут раздавать целый день, не уставая. Что характерно, кубинки нисколько не обижаются на восторженные высказывания насчет определенных частей тела, и даже благодарят за это. А надо сказать, они могут и умеют показать то, что у них есть, и выделить это надлежащим образом, любят носить все в обтяжку. Уважение к женщине у кубинцев особое, даже к проституткам вежливое отношение, знают, что это – их работа.
Несмотря на то, что жара бывает порой невыносимой и пот катится градом, кубинцы всегда надушены, прилично одеты, хоть и в старенькое. А еще мужчины любят бриолинить волосы. Раздеваться до пояса и работать, как у нас, у них считается неприличным. Работают все медленно, ходят также размеренной походкой, учитывая тропический климат, что нам сначала было непонятно, и мы думали, что это от лени. Но когда покопаешь окопы целый день в нашем темпе, то на следующий день уже будешь приноравливаться к тропикам и поймешь кубинский темп.

^[27]
Цветы в городе Нуэвитас в провинции Камагуэй.

Телефонные автоматы на всей территории Кубы были бесплатные – подарок своему народу от Революционного правительства. Также можно было бесплатно войти в любой музей, парк, на выставку, в картинную галерею или зоопарк, кроме кинотеатров, в которых фильмы крутили без перерыва, а не как у нас, по сеансам. То есть, можно войти в кинозал в любое время и, досмотрев фильм до конца, смотреть его до того момента, когда вошел. А можешь смотреть хоть целый день, чем и пользовались кубинские парочки – влюбленные. При входе обязательно тебя встречает кубинка с фонариком и провожает до свободного места, и все это вежливо, чинно и благородно. Фильмы показывали в основном американские, обязательно с титрами на испанском языке. Я переводил нашим ребятам.

Путь домой

Расставались мы добрыми друзьями.

^[28]
Костюм, выданный для дембеля. Бабочка кубинская, подаренная кубинцами.

Передали кубинцам все оборудование, и на теплоходе "Россия" возвращались на Родину. Вот где мы отдохнули по-человечески! Обедали в ресторане, где нас обслуживали официантки. Купались в бассейне, отдыхали, фотографировались на память. По дороге домой у берегов Англии кто-то бросил клич: долой солдатскую форму! И мы, как дураки, побросали свои вещмешки в пролив Ла-Манш. Лучше бы отдали кубинцам. Видимо, от избытка чувств или от радости скорой встречи с домом, с родными и друзьями - не выдержали нервы, а ведь форму мы приготовили на дембель. У нас почти у всех, правда, оставались еще "дембельские чемоданы" – фанерные, которые мы сами себе сколачивали. В Ленинграде, куда мы прибыли, купили себе нормальные чемоданы, "отметились" с радости и разъехались по домам...
Завершая эти краткие воспоминания о тех тревожных и трудных двух годах службы на Кубе, могу сказать, что многое довелось увидеть и испытать, многому научиться, а главное – говорить по-испански, чтобы лучше познать историю и душу кубинского народа. Но не всем так повезло. Подавляющее большинство солдат, прошедших Карибский кризис, провели эти годы в своих частях за колючей проволокой, в окопах, в казармах, у пультов.
На память о Кубе у меня не осталось никаких вещей или сувениров – ничего я себе не привез, кроме фотографий, Почетных грамот и благодарностей за примерную службу, за честно выполненный долг воина-интернационалиста.
Но крепкая связь с островом Свободы осталась на всю жизнь: я стал переводчиком, 7 лет работал на Кубе и 5 лет – в Венесуэле. В настоящий момент работаю в Московском комитете ветеранов войны председателем организационно-методической комиссии.