Статья британского корреспондента, побывавшего в августе 1962 года в районе Торренса. 3-4 сентября 1962 года он опубликовал статью в "The New York Herald Tribune", которую перепечатали многие газеты и рассматривали в конгрессе США 6 и 10 сентября 1962 года (источник: архив конгресса США - .pdf-файл 20,6 МБ стр. 40-41) [10]. Текстовый вариант без перевода и скрины страниц из .pdf-файла по ссылке в ЖЖ [11].
[3 сентября 1962 г.]
Советская Куба сегодня — Рассказ изнутри
(автор — Кит Морфетт)
[Об авторе из примечания редактора газеты "The Harrisburg Patriot":
(Примечание редактора. — Кит Морфетт, разъездной корреспондент в Латинской Америке лондонской газеты "Daily Mail", посетил Кубу восемь раз за последние два с половиной года, последний раз на прошлой неделе. Он прилетел в Майами, чтобы написать откровенный рассказ без цензуры, который "The Patriot" представляет здесь из-за его значимости в свете советского наращивания на соседней Кубе.)]
Тысячи молодых крепких русских тихо перемещаются в палаточные военные лагеря недалеко от окраин Гаваны в огромное сосредоточение советских войск, которое вызывает глубокую озабоченность среди дипломатов в кубинской столице.
К настоящему времени туда прибыло от 5.000 до 8.000 русских.
Западный посол в Гаване сказал мне категорично:
"Я доложил своему правительству, несмотря на все отрицания, что многие из этих людей являются советскими военнослужащими, что они прибывают во все большем количестве и что все это является частью тщательно спланированной военной операции по поддержке режима Кастро."
Многим русским чуть за двадцать. Все они прибыли на Кубу на борту трех советских пассажирских лайнеров.
В то же время, беспрерывная армада грузовых кораблей растянулась сейчас между советскими черноморскими портами и Кубой, перевозя грузовики, джипы, технику, продовольствие, оружие и ракеты класса "земля — воздух" для вооруженных сил Фиделя Кастро.
Приезд русских в таком большом количестве рассматривается многими дипломатами в Гаване как вбивание последнего гвоздя в гроб доктрины Монро — постулата внешней политики США, которым более века назад была утверждена позиция "Руки прочь" в отношении внешних сил с амбициями в американском полушарии.
Это определенно так из того, что я только что видел на Кубе:
Ни одна крупномасштабная попытка свержения режима Кастро не может быть предпринята сейчас Соединенными Штатами или кубинскими изгнанниками без пролития русской крови в этом процессе.
Я наблюдал за русскими в двух разных лагерях после того, как мне сказали, что это "армия призраков", существующая только в воображении американцев.
Мне они показались довольно здоровыми призраками.
Дюжие, атлетичные и выглядевшие гораздо лучше питающимися, чем принимающие их кубинцы, они собрались у забора из колючей проволоки в первом лагере, который я нашел около деревни Эль-Кано.
Похоже, они были членами подразделения, которое обычно движется перед регулярными боевыми частями для создания лагерей, сетей связи и выполнения других связанных с этим обязанностей.
В тропической жаре они выглядели невеселыми и тоскующими по дому. У них были суконные кепи и хлопчатобумажные брюки, и они собрались вместе для отдыха, словно овцы на пастбище во время ливня.
Контраст между скоплением в Эль-Кано и следующей партией, которую я видел, был настолько велик, что стало ясно, что русские на Кубе делятся на две разные категории.
Русские Эль-Кано были завербованы в "трудовые батальоны", на подобие пионерского корпуса британской армии. Они будут рыть канавы, прокладывать кабели и делать всю "ослиную" работу.
В нескольких милях оттуда, дальше по изрезанной колеями проселочной дороге, вся местность внезапно оказалась кишащей советскими. На сей раз, они явно были заняты другим делом. Сотни их перемещались среди военных машин, припаркованных под деревьями, в полях вдоль изгородей и между рядами палаток цвета хаки.
Рядом в свежевырытых ямах стояли зенитные орудия, команду которых составляли кубинские милисианос. Пулеметы были установлены на всех подъездных путях к лагерю. Судя по задачам, которые они выполняли, проверяя свое оборудование на радио-грузовиках, штабных машинах и аппаратуру связи, эти русские могли быть военными техниками, такими, как связисты, штабные работники и инженеры-электронщики.
На открытом пространстве вокруг лагеря были десятки из них, одетые в одинаковые тренировочные костюмы, какие носят солдаты. Они занимались гимнастикой под руководством инструкторов. Другие играли в волейбол, одетые в такие же темно-синие спортивные трусы и кроссовки. Третьи были на импровизированной беговой дорожке.
В каждом поле, на пару миль вокруг, стояли военные машины, в том числе и несколько вооруженных машин. Группы хорошо вооруженных кубинских милисианос патрулировали периметр лагеря.
Многие русские в этом лагере были расквартированы в бывшей исправительной колонии для мальчиков в Торренсе, примерно в 14 милях от Гаваны. Но они быстро перетекли в палатки.
Когда я проезжал мимо, русские ставили еще больше палаток. Грузовики, заполненные вновь прибывающими русскими, катились сквозь ярко-красную пыль из портового города Мариэль, где строится высокая стена, называемая местными жителями "маленьким Берлином", чтобы отгородить доковую зону. В трех милях от лагеря Торренс в направлении Гаваны находится большой советский автопарк.
Советские машины также стоят аккуратными рядами возле гаванской набережной Малекон, за американским мемориалом в память о потоплении линкора "Мэн" во время войны против испанцев. Все эти автомобили окрашены в синий цвет и имеют штамп с названием "ЗиЛ".
По дороге от верфей Гаваны, с раннего утра и до поздней ночи, от советских судов выезжали грузовики, доверху нагруженные огромными деревянными ящиками без опознавательных знаков.
Все входы в док строго охраняются. Еще сотни военных грузовиков, джипов и штабных машин выстроились в пять рядов на протяжении четверти мили вдоль улицы Сан-Педро, по береговой линии Гаваны. Все эти машины имеют маркировку на русском языке "Горьковский автозавод" и быстро перемещаются во все части острова.
Советский лайнер "Грузия", на алой трубе которого нарисованы желтые серп и молот, разгружался в то время, когда я находился в районе доков. Помимо советских пассажиров "Грузия" доставила в Гавану сотни молодых кубинцев, проходивших специальные курсы в Москве и Ленинграде. Все они несли дешевые советские дорожные сумки, которые соответствовали их синей униформе. В доках их встретили семьи. На следующий день около 2.000 молодых кубинцев сели на "Грузию" на ее обратном пути в Россию.
Правительство Кубы настаивает на том, что молодые русские, которые в настоящее время вливаются на Кубу, — их еще предстоит увидеть на улицах Гаваны — все являются гражданскими лицами.
Самая жесткая цензура, из когда-либо вводившихся с момента прихода к власти Кастро, действует сейчас в кубинской столице. Размах и масштабы советского наращивания удаляются из телеграфных сообщений военными цензорами.
За последние 3 недели двадцать советских кораблей прибыли в порт Гаваны. В дополнение к советским судам, флот чартерных судов зафрахтован для кубинского наращивания, включая несколько под британским флагом.
В настоящее время еще десять советских судов находятся в открытом море на пути в Гавану. Среди них "Устюжна", "Иван Ползунов", "Усолец" (Usoliet —?) и "Охотск". Из советских портов также следуют сейчас в Гавану восточногерманский "Westfalen", норвежский "Tive Lilian", греческий грузовой корабль "Parnow", итальянский "Airone", западногерманский "Atlas" и полдюжины кораблей под либерийским флагом.
Несколько британских судов находятся на пути в советские порты, чтобы начать дальний путь на Карибы.
Что за всем этим стоит? Это началось после недавнего визита в Москву брата Фиделя Кастро Рауля Кастро, который возглавляет кубинские вооруженные силы, и главы экономического блока Эрнесто (Че) Гевары.
Насколько я понимаю, кубинское правительство убеждало советского премьера Хрущева предоставить лидерам революции некую гарантию того, что открыто коммунистический ныне кубинский режим не потерпит краха в условиях нарастающего экономического хаоса и дефицита.
Кубинцы стремились получить аналогичные гарантии в отношении возможности прямого американского вмешательства с целью свержения режима Кастро. Они высказали мнение, что Куба могла бы присоединиться к Варшавскому договору.
Вместо договора господин Хрущев дал им обещание — и лучшую гарантию, чем они рассчитывали. "Я пришлю вам русских, — сказал он, по имеющимся сведениям. — Какую лучшую гарантию вы могли бы просить, чем эту?"
В то время как русские продолжают прибывать, Кастро стремится держаться своей части сделки. Она состоит в том, что инциденты с любой вовлеченностью американцев не должны возникать, пока русские еще в процессе обустройства.
Это, как полагают в Гаване, является причиной того, что никакого ответного огня не было, когда группа изгнанников пришла на катерах к берегам Гаваны 10 дней назад и обстреляла орудийными снарядами прибрежный отель, где проживают коммунистические технические специалисты. Также именно поэтому Фидель Кастро не только отрицал, что его корабли стреляли по американскому самолету в прошлую пятницу, но и, как сообщают, был разгневан на тех удачливых стрелков, которые допустили, чтобы это случилось. Русские не хотят неприятностей, во всяком случае, в данный момент.
Духом тревоги пропитана сейчас Гавана. Как будто все знают, что вот-вот случится что-то большое, но никто не знает, чем именно это окажется. Присутствие русских вызвало у многих кубинцев чувство тихого отчаяния, они убеждены, что "янки сейчас не придут — слишком поздно, и они знают это."
Сам город почти полностью советизирован. Единственный намек на продуктивность в чем-либо — это большие яркие плакаты повсюду, прославляющие революцию, рабочих и солидарность с Советами. Плакаты великолепно раскрашены и единственные придают цвет городу серости и отчаяния.
В последние часы, перед тем, как я покинул Гавану, еще шесть кубинцев пошли к расстрельной стенке. Четыреста кубинцев были задержаны на фоне слухов о заговоре с целью свержения Кастро. Коммунистические газетчики в городе, чьи источники обычно хорошие, говорят, что они ожидают речь Кастро в ближайшее время с подробной информацией о том, как заговор был раскрыт.
Милиция была мобилизована на неделю. Нехватка продовольствия усугубляется с каждым днем. Кубинцев, сдержанно критикующих Кастро, больше, чем когда-либо за последние 2 года. Они должны быть осторожны. "Комитет защиты революции" имеет свои уши на каждой улице и в каждом квартале.
Объявления, которых я раньше не видел, в магазинах с пустыми полками, гласят: "Здесь нет собак — но у нас есть зубы, чтобы кусать тех, кто высказывается против революции".
Всё обеспечение безопасности было усилено. Каждый кубинец теперь должен получить не только разрешение полиции, но и разрешение от своего местного комитета бдительности, прежде чем он сможет хотя бы обратиться за разрешением на выезд с острова.
Некогда элегантного великолепия больших отелей больше нет. "Гавана Хилтон", где я останавливался, — грязный, и в нем всё ломается, включая краны в ванной. Вместо меню в ресторане отеля — две тарелки с холодной едой, которые возят на тележке, и гости должны указать тарелку, которую они предпочитают.
В аэропорту Гаваны я наблюдал жалкое зрелище. Одежда всех видов, изъятая у отбывающих кубинцев, а также другой дешевый скарб были свалены в большую кучу. Милисианос отвели меня в маленькую комнату и обыскали на случай, если я что-то вывожу для кубинцев. Кольца, часы, семейные реликвии — всё это должно быть оставлено.
* * *
[4 сентября 1962 г.]
Без цензуры, отчет очевидца, № 2. — Жизнь на советизированной Кубе Кастро
(автор — Кит Морфетт)
Спустя сорок три месяца, после того, как его бородатые герои ворвались в Гавану из туманов Сьерра-Маэстры, Фидель Кастро превратил Кубу в тропический "1984-й".
Растущая концентрация русских в лагерях за пределами столицы совпала в последние 10 дней с финальным, нескрываемым рывком к полной советизации и созданию закрытого общества численностью 6 миллионов человек всего в 50 минутах полета от побережья Флориды.
Все притворство теперь отброшено в сторону. Кубинцы наконец-то узнают, что означают МиГи в их небе и плакаты "большого брата" с изображением Ленина и Мао Цзэдуна, которые смотрят вниз со стен, рекламных щитов и баннеров по всему острову, в городах и поселках.
Фидель Кастро, выступая на днях перед толпой кампесинос (крестьян), сказал с простотой школьного учителя, обращающегося к детям: "Поднимите руки те, кто думает, что знал, что такое революция 3 года назад". Ни одна рука не поднялась.
Кастро сказал: "Поднимите руки, те, кто думает, что знает, что такое революция сейчас". Внезапно от поднявшихся рук стало не видно голов.
Кастро был несомненно прав, поскольку кубинцы только сейчас обнаружили, что революция не была сражениями в горах против войск Батисты, она не была пьянящим чувством победы при захвате Гаваны и не была долгой, ожесточенной борьбой за то, чтобы отнять у Америки то, что кубинцы считали своим.
Революция — это сейчас. Даже небольшая осторожная постепенность прежних дней ушла в прошлое. Советские прибыли, и сегодня занавес падает на Кубу с окончательностью, которая поражает даже многих из тех, кто когда-то гордился званием "фиделиста".
С этой недели кубинские граждане все чаще будут оставаться пленниками на своей родине. Разрешения на выезд будет трудно получить. Все препятствия на пути к отъезду установлены.
В будущем направлении страны все акценты будут, без всякого стеснения, коммунистическими. Министр промышленности Эрнесто (Че) Гевара побывал в Москве, чтобы окончательно утвердить массовое перемещение в Карибский бассейн русского персонала, вооружения, продовольствия и нефти, которые теперь формируют линию жизни острова.
В баре "Sloppy Joe's" недалеко от Прадо, где Алек Гиннес снимал сцены фильма "Наш человек в Гаване", я смотрел поверх самой длинной барной стойки в мире на бармена с самым длинным в мире лицом.
"No, сеньор. No hay пива. No, сеньор. No hay виски. No, сеньор. No hay джина. No, сеньор. No hay апельсинового сока." ("Нет, сеньор. Нет пива. Нет, сеньор. Нет виски. Нет, сеньор. Нет джина. Нет, сеньор. Нет апельсинового сока.")
Его лицо просветлело, но так же внезапно погрустнело от осознания горькой иронии в том, что он говорил.
"Сеньор, только Куба Либре". Мы оба рассмеялись. Он сделал мне ромовый напиток, который известен в наши дни как "Свободная Куба".
Магазины Гаваны с пустыми полками ничем не лучше. Я не могу купить яйцо, но могу купить недавно пришедшую брошюру Мао Цзэдуна "Исправление противоречий в умах людей". Я не могу купить бутерброд с говядиной, банку молока или пару ботинок, но могу купить значок с головой Ленина или дюжину пластинок русских народных песен.
Я могу позвонить по телефону, но не должен возражать, если энергичный голос в записи зазвучит прежде, чем номер соединится, скандируя: "Вы находитесь на славной свободной территории Кубы. Венсеремос [мы победим]."
Это удел кубинцев в Гаване и по всему острову.
Перережьте эту советскую линию жизни — и кубинцы должны будут умереть с голоду. Атакуйте этот остров — и русские должны будут умереть. Вот сейчас как всё просто.
Гавана показалась мне странным городом. Ее улицы свободны от движения транспорта, почти как в провинциальном городке в воскресенье днем. Ее рестораны — унылые, пустынные места, куда вы сначала звоните, чтобы узнать, есть ли у них, в принципе, еда для обслуживания клиентов.
Даже рыба, которой изобилуют прибрежные воды Кубы, и большие крабы "Морро" из гаванской бухты редко продаются в городе. Рыболовецкий флот привязан к берегу большую часть времени по "соображениям безопасности". И велика вероятность, что если бы "старик" Эрнеста Хемингуэя вышел за марлинем* к краю Гольфстрима, его бы уничтожила кубинская канонерка.
[*Примечание: Марлинь. Марлиновые, или парусниковые — семейство лучепёрых рыб из отряда окунеобразных.]
Но хотя кубинцам не хватает еды, есть много "новых мыслей", чтобы заполнить умы. Пока я был в Гаване, в школы поступила новая партия школьных учебников, только что из типографии. В том числе, учебник "новой" географии для 7-летних. Его автором является член кабинета Кастро Нуньес Хименес, название — "Это моя страна".
Он великолепно напечатан и проиллюстрирован, но все карты Кубы и ее областей сопровождаются маленькими изображениями вождей революции. Первые пять страниц состоят из выдержек из выступлений Кастро, и в заголовке вступительной главы вы читаете:
"Империализм и эксплуатация народа".
Первоклассники узнают, что "в наших школах до триумфа революции империалисты янки учили наших детей теории, что наша страна, находящаяся в 180 километрах от Соединенных Штатов, никогда не сможет освободиться от щупалец, которые держали Кубу в плену. Сегодня борьба народа уничтожает ложь фальшивой географии."
После этого и других моментов в "новой" географии в том же духе уже не удивительно встретить колонны скандирующих лозунги школьников, марширующих как миниатюрная милиция по улицам Гаваны.
Революция Кастро создает свое искусство, свою музыку, свою поэзию. Новый том поэзии также поступил в школы. Он рядом со мной в настоящий момент. Вот стихотворение, посвященное войскам Кастро, которые отражали прошлогоднюю катастрофическую попытку вторжения базирующихся во Флориде изгнанников.
Название стихотворения: "Залив Свиней".
"Своими бесполезными руками,
Которые ничего не умеют, кроме как писать,
Я хочу собрать ваши головы,
Мои братья, соотечественники.
Головы тех, кто умер под другим солнцем,
Головы, которые летели, чтобы отменить бесчинства.
И в моем существе будет ваша кровь,
И необходимость отомстить за ваши смерти.
Теперь я не боюсь слов:
"Справедливость", "свобода", "хлеб"."
Или вот это — строки, которые скоро будет знать наизусть миллион школьников:
"Я верю в жизнь, которая придет для всех,
Я верю в жизнь, которая родилась из огня ненависти,
Я верю в коммунистическую партию,
Я верю в революцию,
Я верю в распускающиеся розы,
И в крестьян моей страны."
В этом "оруэлловском" мире, комические контрасты странно присутствуют в печальности его улиц.
Как наклейки на всех автобусах, говорящие: "Потребляйте продукцию своей страны", — когда кубинцы с удовольствием потребляли бы что угодно из любого места, чтобы дополнить бобы и засушенный хлеб.
Как единственный островок элегантности на вершине самого высокого небоскреба Гаваны, где дипломаты (и иногда кубинский член Кабинета Министров) едят утят, в то время как кубинцы, далеко внизу, идут спать с пустым животом.
Один кубинец сказал: "Это поднято высоко в небо, чтобы никто не видел, что в их тарелках".
Как новая туристическая литература, великолепно сделанная, которая утверждает крупными буквами поверх веселой брошюры: "У Кубы есть полностью свой вкус".
Как бармены во всемирно известной "Флоридите", которые сняли с лацканов своих белых пиджаков массивные золотые броши, выполненные в форме их имен.
Теперь они стоят под большой надписью вдоль барной стойки "Da Cuna del Daiqueri" [колыбель Дайкири] и объясняют немного грустно: "Казалось неправильным продолжать носить золотые броши, когда клиенты приходят в рубашках с открытым воротом".
Как таксист, который тычет большим пальцем в сторону здания, в котором находилось посольство США, и ободряюще говорит: "Скажу вам откровенно, сеньор, янки вернутся через 12 месяцев".
Но в ответ на вашу надежду, что это будет хорошо для него, он добавляет, извиняясь: "Ах, сеньор, я скоро уезжаю со своей семьей во Флориду".
Благодаря всему этому кубинцы сохранили свою неисчерпаемую способность к вежливости и дружелюбию.
Во время многих визитов на Кубу ко мне ни разу не обращались невежливо — несмотря на то, что большую часть времени меня принимали за американца. То же относится и к этой поездке, хотя я даже пытался купить американские журналы. Полки были завалены книгами Мао и Ленина и целым потоком литературы коммунистического блока.
У причальной стенки, где мальчики все еще удят морского окуня, я оглянулся, прежде чем уйти, на город, который измотал сам себя.
Русские прибывают тысячами; но опьяняющий порыв восстания истратил свою силу.
Для Гаваны, 3 года и 7 месяцев спустя, "Барбудос" [бородачи] — это всего лишь память о том, что могло бы быть.
Теперь ничего не осталось, кроме солдат * * * и лозунгов * * *, и пушек повсюду.
[From the New York Herald Tribune, Sept. 3, 1962]
Soviet Cuba Today — Inside Story
(By Keith Morfett)
[Об авторе из примечания редактора газеты "The Harrisburg Patriot":
(Editor's Note. — Keith Morfett, roving Latin American correspondent, for the London Daily Mail, has visited Cuba eight times during the past 2 1/2 years, most recently last week. He flew to Miami to write the revealing, uncensored story which the Patriot presents here because of its significance in the light of the Soviet buildup in nearby Cuba.)]
Thousands of strapping young Russians are moving quietly into tented military encampments close to the outskirts of Havana in a vast Soviet buildup that is causing deep concern among diplomats in the Cuban capital.
From 5,000 to 8,000 Russians have arrived so far.
A Western ambassador in Havana told me categorically:
“I have reported to my government, despite all denials, that many of these men are Soviet troops, that they are arriving in increasing numbers, and that this is all part of a carefully planned military operation to underwite the Castro regime."
Many of the Russians are in their early twenties. All have reached Cuba aboard three Soviet passenger liners.
At the same time, a continuous armada of cargo ships is now stretched out between Russia's Black Sea ports and Cuba, carrying trucks, jeeps, machinery, food, guns — and ground-to-air missiles for Fidel Castro's armed forces.
Arrivals of the Russians in such large numbers is seen by many diplomats in Havana as driving a final nail into the coffin of the Monroe Doctrine — the statement of United States foreign policy which established, over a century ago, the "hands off" attitude to outside powers with ambitions in the American Hemisphere.
This much is certain from what I have just seen in Cuba:
No large-scale attempt to overthrow the Castro regime could now be launched by the United States or Cuban exiles without Russian blood being spilled in the process.
I watched the Russians in two separate encampments — after being told they were a "ghost army" existing only in the imagination of Americans.
They looked pretty healthy ghosts to me.
Hefty, athletic, and looking a lot better fed than their Cuban hosts, they crowded up to berbed-wire fence at the first camp I found near the village of El Cano.
They appeared to be members of the kind of unit usually moved in advance of regular fighting troops to set up camps, establish communications networks and accomplish other related chores.
In the tropical heat they looked unhappy and homesick. They had cloth caps and denim trousers and clustered together for comfort like sheep on the range in a rainstorm.
The contrast between the El Cano crowd and the next lot I looked at was so great that it became clear Cuba's Russians fall into two distinct categories.
The El Cano Russians were recruited into "labor battalions" rather like the British Army's Pioneer Corps. They will dig ditches, lay cables and do all the donkey work.
A few miles away, down a rutted side road the whole countryside was suddenly swarming with Soviets. This time they were obviously on different business. Hundreds of them moved around among military vehicles parked under trees, in fields alongside hedges and between row upon row of khaki-colored tents.
Nearby, antiaircraft guns in freshly dug pits were manned by Cuban militiamen. Machineguns were mounted at all approach roads into the camp. By the tasks they were doing, checking their equipment on radio trucks, command vehicles, and signal equipment, these Russians appeared to be military technicians such as signal, staff, and electronic engineers.
Out in open spaces around the camp, dozens of them were dressed in identical physical training outfits of the kind troops would wear. They were doing gymnastics under the direction of instructors. Others were playing volley ball — dressed in the same dark blue trunks and running shoes. Still others were out on an improvised running track.
In every field for a couple of miles around were military vehicles, including some armed cars. Groups of heavily armed Cuban militia patrolled the camp's perimeter.
Many of the Russians at this encampment were billeted in what was the former boys reformatory at Torrens, about 14 miles from Havana. But they had quickly spilled over into tents.
Still more tents were being erected by the Russians as I drove past. Trucks filled with more Russians were rolling in through the bright red dust from the port town of Mariel, where a high wall — called "Little Berlin" by the locals — is being built to screen off the dock area. Three miles from the Torrens encampment in the direction of Havana is a big Soviet vehicle park.
More Russian vehicles are packed in neat rows near Havana's seafront Malecon Drive, behind the American memorial commemorating the sinking of the battleship Maine during the war against the Spanish. These vehicles are all painted blue and stamped with the name "Zil".
Down in Havana's dockyards, trucks were leaving the Soviet vessels from early morning until late at night piled high with huge, unmarked wooden crates.
All dock entrances are heavily guarded. Hundreds more military trucks, jeeps, and command vehicles were lined up five deep for quarter of a mile along the street called San Pedro on the Havana waterfront. These vehicles are all marked in Russian "Goriskovsky Avtozavod" and are being moved quickly to all parts of the island.
The Soviet liner Gruziya, yellow hammer and sickle painted on its scarlet funnel, was unloading while I was in the dock area. In addition to its Russian passengers, the Gruziya brought back to Havana hundreds of young Cubans who had been on special courses in Moscow and Leningrad. All carried cheap Russian travel bags which matched their blue uniforms. They were met at the docks by their families. The next day about 2,000 young Cubans boarded the Gruziya for the return journey to Russia.
The Cuban Government insists that the young Russians now pouring into Cuba — yet to be seen on the streets of Havana — are all civilians.
The tightest censorship ever imposed since Castro came to power is now operating in the Cuban capital. Extent and scope of the Soviet buildup is being deleted from cable dispatches by military censors.
Twenty Soviet ships have reached Havana Harbor in the last 3 weeks. In addition to the Soviet vessels, a fleet of chartered ships including some flying the British flag are under commission for the Cuban buildup.
Ten more Soviet vessels are at this moment Havana-bound on the high seas. They include the Ustiuzhna, the Ivan Polzunov, the Usoliet, and the Ojotsk. From Soviet ports also now Havana-bound are the East German Westfalen, the Norwegian Tive Lilian, the Greek cargo ship Parnow, the Italian Airone, the West German Atlas, and half a dozen ships flying the Liberian flag.
A number of British vessels are on the way to Russian ports to begin the long haul to the Caribbean.
What is behind it all? It began following the recent visit to Moscow by Fidel Castro's brother Raul Castro, who heads the Cuban armed forces, and Economic Chief Ernesto (Che) Guevarra.
I understand the Cuban Government urged Soviet Premier Khrushchev to provide the revolution's leaders with some sort of guarantee that the now openly Communist Cuban regime would not be allowed to collapse in the face of mounting economic chaos and shortages.
The Cubans sought similar guarantees against the possibility of direct American intervention to topple Castro's regime. They suggested Cuba might join the Warsaw Pact.
Instead of a pact, Mr. Khrushchev gave them a promise — and a better guarantee than they had bargained for. "I'll send you Russians," he reportedly said. "What better guarantee could you ask than that?"
While the Russians continue to arrive, Castro is anxious to keep his part of the bargain. This is that no incident of any kind involving the Americans should be allowed to arise while the Russians are still settling in.
This, it is believed in Havana, is why no fire was returned when an exile group steamed into Havana Bay 10 days ago and pumped cannon shells into a seafront hotel housing Communist technicians. It is also why Fidel Castro not only denied that his ships fired on an American plane last Friday, but also why he was reported enraged at the trigger-happy gunners who allowed it to happen. The Russians want no trouble, not at the moment anyway.
An air of anxiety now pervades Havana. It's as though everyone knows something big is about to happen — but no one knows quite what it will turn out to be. The presence of the Russians has given many Cubans a sense of quiet despair, They are convinced that "the Yanks won't come now — it's too late and they know it."
The city itself is almost totally Sovietized. The only hint of efficiency anywhere is in the big bright posters everywhere extolling the glories of the revolution, the workers, and solidarity with the Soviets. The posters are superbly painted and lend the only color to the city of drabness and despair.
During the last few hours before I left Havana, six more Cubans went to the firing wall. Four hundred Cubans were rounded up amid rumors of a plot to topple Castro. Communist newsmen in the city — whose sources are usually good — say they expect a Castro speech soon giving details of how the plot was smashed.
The militia has been mobilized for a week. The food shortage is worsening daily. More Cubans are guardedly critical of Castro than at any time in the past 2 years. They must be careful. The "Committee for the Defense of the Revolution" has its ears on every street and block.
Notices I had not seen before in the bare-shelved shops say "no dogs here — but we have teeth to bite those who talk against the revolution".
All security has been tightened. Every Cuban must now get not only police permission but also clearance from his local vigilante committee before he can even apply for an exit permit to leave the island.
The once elegant splendor of the big hotels is no more. Havana Hilton, where I stayed, is dirty, and everything is breaking down including the bathroom taps. Instead of a menu in the hotel restaurant, two plates of cold food are carted around on a trolley, and guests have to point to the plate they prefer.
At Havana Airport I watched a pitiful sight. Clothes of all kinds taken from departing Cubans as well as other cheap belongings were piled into a big heap. I was taken by militiamen to a small room and searched in case I was taking out anything for Cubans. Rings, watches, family heirlooms, all these must be left behind.
* * *
[From the New York Herald Tribune, Sept. 4, 1962]
Uncensored, Eyewitness Report No. 2 — Life in Castro's Sovietized Cuba
(By Keith Morfett)
Forty-three months after the sweep of his bearded heroes into Havana from the mists of the Sierra Maestra, Fidel Castro has turned Cuba into a tropical 1984.
The swelling concentration of Russians in camps beyond the capital has coincided, over the last 10 days, with a final, unsecretive, spurt toward total sovietization and the creation of a closed society of 6 million people barely 50 minutes by air from the Florida coast.
All pretense is now tossed aside. Cubans are at last learning the meaning of the Migs in their skies and the "big brother" images of Lenin and Mao Tse-tung that look down from walls, billboards and banners across the islands, towns, and cities.
Before a crowd of Campesinos the other day Fidel Castro, speaking with the simplicity of a schoolmaster addressing children, said: "Put up your hands all those who think they knew what a revolution was 3 years ago". Not a single hand went up.
Castro said: "Put up your hands, all those who think they know what a revolution is now". Suddenly you couldn't see the heads for the waving hands.
Castro was unquestionably correct as Cubans are just discovering, the revolution was not the mountain battles against the troops of Batista; it was not the heady sense of victory at the seizure of Havana, nor the long, bitter wrangle over taking from America what Cubans considered their own.
The revolution is now. Even the slight degree of cautious gradualism of former days has gone out the window. The Soviets have arrived, and today the curtain is falling on Cuba with a finality that is startling even to many of those once proud of the name "Fidelista".
From this week on, Cuban citizens increasingly will be prisoners in their own homeland. Exit permits will be hard to get. Every obstacle against leaving is set up.
All emphasis on the country's future direction will be unashamedly Communist. Minister of Industry Ernesto (Che) Guevarra was in Moscow to set the final seal on the massive movement into the Caribbean of Russian personnel, armaments, food and oil that will now form the island's lifeline.
In Sloppy Joe's Bar just off the Prado, where Alec Guinness Shot scenes for "Our Man in Havana", I looked across the world's longest bar at the barman with the world's longest face.
"No, senor. No hay beer. No senor. No hay whiskey. No senor. No hay gin. No senor. No hay orange juice." His face brightened — but saddened just as suddenly with an awareness of the bitter irony of what he was saying.
"Senor, solo Cuba Libre". We both laughed. And he made me up the rum drink that is known nowadays as "Free Cuba".
The bare-shelved shops of Havana are no better. I cannot buy an egg — but I can buy a newly arrived booklet by Mao Tse-tung on "Correcting Contradictions in the Minds of the People". I cannot buy a beef sandwich or a tin of milk or a pair of shoes — but I can buy a badge with Lenin's head on it or a dozen records of Russian folk songs.
I can make a telephone call, but I must not mind if a vibrant recorded voice comes on before the number goes through, chanting: "You are in the glorious free territory of Cuba. Venseremos [we will win]."
This is the lot of Cubans in Havana and throughout the island.
Cut this Soviet lifeline and Cubans must starve. Attack this island and Russians must die. It is now as simple as that.
I found Havana a strange city. Its streets are almost as free of trafllc as a country town on a Sunday afternoon. Its restaurents are dismal, deserted places that you telephone first to see if they have food to serve at all.
Even the fish that abound off Cuba's coasts and the big Morro crabs from Havana Bay are seldom on sale in the city. The fishing fleets are tied up most of the time for "security reasons". And the chances are that if Ernest Hemingway's "Old Man" put out after marlin at the Gulf Stream's edge, he would be blasted out of the water by a Cuban gunboat.
But if Cubans are going short of things to eat, there's plenty of "new thought" to fill their minds. While I was in Havana a new batch of school textbooks, fresh from the printers, was going into the schools. There is a "new" geography book for 7-year-olds. Its author is Castro Cabinet member, Nunez Jimenes. Its title "This Is My Country".
It is superbly printed and illustrated, but all the maps of Cuba and its countryside are inset with little pictures of the revolution's leaders. Its first five pages consist of extracts from Castro speeches and under an early chapter heading, you read:
"Imperialism and the exploitation of the people".
The first grade learns that "in our schools before the triumph of the revolution, Yankee imperialists taught our children the theory that our country, 180 kilometers from United States, would never be able to free itself from the tentacles that imprisoned Cuba. Today, the struggle of the people destroys the lies of the false geography."
After this and other glimpses into the "new" geography in the same vein, it is no longer surprising to come across columns of slogan chanting schoolboys, marching like a miniature militia through Havana's streets.
The Castro revolution is creating its own art, its own music, its own poetry. A new volume of poetry has also gone into the schools. I have it beside me at this moment. Here is a poem written in tribute to Castro troops that fought in last year's disastrous invasion attempt by the Florida-based exiles.
The poem's title: "Bay of Pigs."
"With my useless hands,
That know nothing else but how to write,
I wish to gather your heads,
My brothers, compatriots.
The heads of those who died under a different sun,
The heads that flew to undo the abuses.
And in my being will be your blood,
And the need for avenging your deaths.
Now I do not fear the words:
'Justice'; 'liberty'; 'bread'."
Or this one — the lines of which will soon be known by heart by a million schoolchildren:
"I believe in the life that is to come for all,
I believe in the life that was born out of the fires of hatred,
I believe in the Communist Party,
I believe in the revolution,
I believe in the budding roses,
And in the peasants of my country."
With this "Orwellian" world, comic contrasts sit strangely in the sadness of its streets.
Like the stickers on all the buses saying: "Consume the produce of your country" — when Cubans would quite happily consume anything from anywhere to supplement beans and dry bread.
Like the single island of elegance atop Havana's highest skyscraper where diplomats (and an occasional Cuban Cabinet minister) eat duckling while Cubans far below go empty bellied to their beds.
Said one Cuban: "It's way up there in the sky so no one can see what's on their plates."
Like the new tourist literature, superbly done, that claims in bold letters across the front of gay brochures: "Cuba has a flavor all its own."
Like the barmen in the world-famous "Floridita", who have removed the solid gold brooches, shaped into their names, from the lapels of their white jackets.
They stand now before the large lettering along the bar, "Da Cuna del Daiqueri" [the cradle of the Daiqueri] and explain a little sadly: "It seemed all wrong to keep wearing the gold brooches — with customers coming in with open-neck shirts".
Like the taximan who jerks his thumb toward the building that housed the U.S. Embassy and says reassuringly: "I tell you frankly, senor, the Yanquis will be back in there 12 months from now."
But when you hope it will be nice for him he adds, apologetically: "Ah senor, I am leaving soon with my family for Florida".
Through all of this the Cubans have retained their infinite capacity for courtesy and friendliness.
In many visits to Cuba I have never once been treated with discourtesy — despite being taken much of the time for an American. The same applied on this occasion, even though I tried to buy American magazines. The shelves were stacked high with Mao and Lenin, and a flood of Communist-bloc literature.
From the harbor wall where boys still cast for snapper, I looked back, before leaving, on a city that has worn itself out.
Russians move in by the thousands; but the heady fervor of rebellion has spent its force.
For Havana, 3 years and 7 months later, the "Barbudos" [beared ones] are but a memory of what might have been.
Nothing is left now but the soldiers * * * and the slogans * * * and everywhere the guns.