Шебаршин Л.В., начальник советской разведки. Неделя на Кубе, февраль, 1990.

Из книги "Рука Москвы: записки начальника советской разведки ^[10]".
Об авторе, Шебаршине Леониде Владимировиче ^[11].

Фото - https://ru.wikipedia.org/w/index.php?curid=3804728 ^[12]

…В феврале 1990 года вместе с заместителем начальника ПГУ Н. С. Леоновым летим на Кубу: Николай Сергеевич великолепно знает Латинскую Америку, свободно говорит по-испански, знаком со многими выдающимися деятелями этого региона. Его эрудиция беспредельна, манера изложения ярка и интеллигентна. За время полета от Москвы до Гаваны я прохожу краткий курс латиноамериканской истории и политики.
Визит на Кубу планировался давно, и откладывать его никоим образом было нельзя. Советско-кубинские отношения, столь тесные и безоблачные на протяжении десятилетий, начинают омрачаться. Держава слабеет, все очевиднее становятся признаки грядущего распада, и былые друзья превращаются в обузу. В советской печати звучат антикубинские нотки, советские политики едут в Майами, где встречаются с кубинскими эмигрантами, нарастают трудности в экономических отношениях.
Наша задача - подтвердить коллегам свою неизменную заинтересованность в сотрудничестве двух разведок, изложить свой взгляд на ситуацию в Советском Союзе и в мире, обсудить совместные действия по ряду направлений. В ПГУ ценят кубинских товарищей - конфронтация маленькой страны с чудовищной военной, экономической, политической, разведывательной махиной Соединенных Штатов выковала особую породу людей с психологией Давида, противостоящего Голиафу. Этим людям можно говорить только правду - без недомолвок, без душеспасительных сентенций и "исторического оптимизма", этой палочки-выручалочки в безнадежных ситуациях. Мы настраиваемся на откровенный разговор.
Горы провинции Пинар-дель-Рио перенесены в действительность из старинного приключенческого романа. Русскому глазу, привыкшему к мягким линиям и негромким краскам родимых пейзажей, невозможно воспринять иначе покрытые густыми зарослями отвесные склоны, скалы, ярчайшей голубизны небо, тянущиеся по дну неглубоких долин цепочки пальм. Кажется, остановись, вдохни полной грудью мягкий, пахнущий смолой и медом воздух, закрой на мгновение глаза, а когда откроешь, увидишь треуголку капитана Флинта и бронзовые лица его матросов, волокущих по склону сундук с награбленным золотом. В горах много пещер, и когда-то пираты действительно прятали в них свои сокровища.
Так добра, спокойна и красива долина Виналес, что невольно мелькает мысль: как неплохо было бы провести здесь остаток своих дней, неспешно и многословно писать воспоминания, столь же неспешно перечитывать две-три вечные книги, никуда не стремиться и ничего не ждать.
К сожалению, приехали мы сюда из Гаваны не для того, чтобы любоваться пейзажами и думать о бренности бытия.
Куба готовится к народной войне, к отражению американской агрессии. Куба до предела напрягает силы. Кубой руководит железная воля легендарного Фиделя. Ему чужды человеческие слабости. "Социализм или смерть", - сказал Фидель. "Социализм или смерть!" - откликнулись эхом митинги, собрания, лозунги на ободранных стенах гаванских домов. "Социализм или смерть!", "Будь что будет, но мы построим социализм!"
В зеленом отвесном склоне зияет черная, недавно пробитая дыра, ведущая в огромную естественную пещеру. В пещере работают несколько землеройных машин, выравнивают ее стены. Неподалеку пробитый в горе тоннель длиной около двухсот метров, за ним еще один тоннель. Строительство не завершено, поэтому военное имущество сюда пока не завозится. Хозяева объясняют превосходные тактические качества позиции - нанести прицельный авиационный удар по входам в пещеры и тоннели враг не сможет: очень крутые склоны. Если же он осмелится послать сюда вертолеты, то их встретит ракетный и пулеметный огонь из тщательно замаскированных укрытий на вершинах гор.
Проехав через тоннели и миновав маленький шахтерский городок, взбираемся на склоны горы. Там выбиты штольни, в которых хранятся торпеды. Лежат в норах тупорылые, одетые в серые чехлы из прорезиненной ткани морские чудовища с надписями на русском языке. Часть торпед вывезена поближе к морю. Ситуация вокруг острова накаляется, и кубинцы не исключают, что США могут нанести внезапный удар.
Совсем недавно, вскоре после "этапной встречи" (слово "исторический" у нас настолько затерли, что даже на все способная советская печать стала его стесняться) глав США и СССР на Мальте американцы легко, как муху, прихлопнули непокорного панамского диктатора Норьегу. Как выясняется в разговорах, Норьега с помощью кубинских братьев тоже готовился к народной войне против североамериканских империалистов, рыл тоннели, но, видимо, меньших размеров, создавал тайные склады оружия в горах. Все пошло прахом. Норьега оказался жалким трусом и сдался на милость победителя. Кубинцы говорят о нем неохотно и с презрением. "Но война-то замышлялась как народная? Как же получилось, что по милости единственного труса война не состоялась?" - "У нас на Кубе все будет по-другому".
Остров изрыт тоннелями, шахтами, штольнями. В подземных сооружениях могут укрываться целые дивизии с полным штатным вооружением, боевые самолеты, ракеты. Вся Куба поделена на полторы тысячи военных районов, и в каждом из них (это в дополнение к регулярным силам) созданы отряды самообороны, которые постоянно готовы к войне. В тоннели, шахты и т. п. вложен труд постоянно работающих двадцати тысяч человек, деньги, строительные материалы. Всего этого, кажется, хватило бы с лихвой, чтобы дать каждому кубинцу приличное жилье, которого сейчас он лишен, привести в порядок потрепанную красавицу - Гавану. Руководители думают о судьбе революции и социализма. Будущее Кубы закапывается в землю.
Подготовка к войне ведется тщательно, с вниманием к деталям, с размахом. И худшее, что могут сейчас сделать американцы, это воздержаться от военной провокации. Нападение на остров было бы триумфом революции, независимо от исхода схватки. Эта мысль, показалось мне, витает в умах кубинских вождей, и они не уклоняются от конфронтации.
...Конфронтация порождает своих героев. С одним из них мы случайно (а может быть, так устроили кубинские коллеги) встречаемся в знаменитой таверне "Бодегита дель Медио" в Гаване.
Когда-то, в стародавние времена, "Бодегита" была местом сбора артистической и писательской богемы. Знаменитости пропивали здесь гонорары, вели литературные и политические споры, оставляли на стенах автографы. Когда-то было разрешено расписываться на стенах, столах, дверях, потолках всем посетителям. Стены "Бодегиты", увешанные старинными плакатами, фотографиями, газетными вырезками, мелкими банкнотами всех стран мира, изукрашены кружевом бесчисленных росписей карандашом, маслом, чернилами, гвоздем, вилкой. Пабло, Хуаниты, Родригесы дня сегодняшнего безжалостно расписываются поверх автографов Пабло и Родригесов вчерашнего дня. Хемингуэй был завсегдатаем "Бодегиты", пил здесь мохито - разбавленный ром со льдом и свежесорванными листочками мяты, что и подтвердил собственноручной подписью, демонстрируемой у стойки.
Капитан революционного торгового флота республики Диего Санчес мог бы украсить своим портретом и революционный плакат, и приключенческий роман - мужественное загорелое лицо, короткая с проседью борода, орлиный нос, мускулистые руки, энергичный взгляд. На днях американский сторожевик пытался остановить судно, которое вел капитан, для досмотра на предмет обнаружения наркотиков. Диего Санчес приказал своей команде вооружиться всеми подручными средствами, то есть баграми, топорами и ломами, и пошел на абордаж. С воплем: "Они сошли с ума!" американский капитан был вынужден спешно отвалить в сторону. Затем была погоня. Используя свое превосходное знание местных фарватеров, Диего Санчес не дал американцу настичь себя и, едва не взорвав машины, вышел в кубинские территориальные воды. Янки были посрамлены. В Гаване состоялся огромный митинг, и Фидель лично чествовал на нем капитана и его героическую команду. Кубинцы, несомненно, по-разному смотрят на жизнь и мир, но щелчок по носу американцам доставляет каждому из них истинное удовольствие. Это торжество простой общечеловеческой справедливости.
...Фидель принимает нас поздно, в одиннадцать часов вечера, и медленно, размышляя вслух, ни о чем не спрашивая, говорит до двух часов ночи.
В кабинете холодно, работает мощный кондиционер. На вожде революции зеленая куртка, зеленое кепи, его борода совсем поседела. Он движется не торопясь, возвышаясь над окружающими на полголовы, тяжело садится за стол, низко склоняет голову, смотрит из-под козырька кепи немигающим, устремленным куда-то далеко, сквозь собеседников, взглядом. Я не уверен, что он видит нас. Более тридцати лет этот человек несет единоличную ответственность за каждое решение, большое и малое, за судьбу Кубы. Он взвалил на себя эту ответственность сам, он формировал общество по своему замыслу.
Вождю кубинской революции тяжело. Он этого не скрывает. В прошлом году расстреляли одного из его соратников Очоа за причастность к контрабанде наркотиков, осудили на двадцать лет тюремного заключения министра внутренних дел Абрантеса по тому же обвинению. Эти люди когда-то были революционерами, но встали на преступный путь и понесли суровое наказание. Фиделю мучительно вспоминать об этом, предательство боевых друзей, людей, которым он верил, гнетет его. Но это не самое главное, что тяжким грузом давит на плечи Фиделя. "Как же могло случиться, что социалистическое содружество рассыпалось так быстро, в течение нескольких месяцев?" Кубинец прекрасно знает ответ на свой вопрос, но щадит нас, представителей Советского Союза. Ему и нам ясно, что никто уже не может рассчитывать на нашу реальную помощь, пока мы не наведем порядок в своем собственном доме. "Не важно, каким будет Советский Союз. Не важно, будет ли он коммунистическим или нет. Важно, чтобы он выжил и оставался единым, сильным государством. Иначе Кубе и всем независимым странам третьего мира просто не выжить. В мире будут господствовать американцы".
В голосе вождя звучит отрешенность. Он говорит о планах подъема экономики ("...строительство в бедственном положении. Строить мы учились у вас..."), о героических бригадах ("...они работают по четырнадцать - шестнадцать часов в сутки на строительстве..."), однако его мысли заняты не тем. "Как же получилось, что Хонеккера обвиняют в государственной измене, в корыстных преступлениях? Он честный человек. Я никогда не поверю, что он что-то присваивал. У немцев были деньги, не учтенные в партийной кассе. Такие деньги есть и у нас. Они используются для оказания помощи революционным организациям, освободительным движениям. Почему же обвиняют Хонеккера?"
Фидель категорически против каких-либо послаблений и уступок, он знает американцев, уверен, что любая уступка приведет к новым и новым требованиям. "Куба будет стоять на своем и бороться. Народ с нами. Народ навсегда останется с нами. На этом или на том свете..."
Вождь размышляет вслух. Ему шестьдесят четыре года, он думает о том, какое будущее ждет Кубу.
Кольцо сжимается, давление на Кубу нарастает. Впереди еще выборы в Никарагуа, до них остается десять дней. Там будет решаться судьба единственных союзников Кубы в Западном полушарии - сандинистов. (На выборах 25 февраля сандинисты потерпели поражение.) Фидель размышляет. Выбора у него нет.
Кубинцы сами совершили свою революцию, ни у кого не спрашивая совета и ни на кого не опираясь. Затем они стали учиться у своих союзников. Теперь Фидель и его соратники извлекают горькие уроки из опыта союзников. Не поздно ли? Назревает еще одна историческая трагедия - декорации расставлены, актеры ждут выхода, звучит увертюра.
А жизнь на острове идет своим чередом. Мы видим ее глазами иностранного туриста, располагающего изрядным запасом твердой валюты. Валюты у нас, правда, нет, но гостеприимные хозяева позаботились о том, чтобы мы не испытывали в ней нужды. Нет у нас в карманах и кубинских песо за полной ненадобностью. Магазины в столице практически ликвидированы. Товары распределяются. Сувенирные товары, даже открытки продаются только на валюту.
Нас кормят обильно и вкусно, мы живем в великолепной вилле у самого синего моря, в окно приветливо машет разлапистыми длинными листьями кокосовая пальма. Возят нас на протокольных черных "татрах". Других черных машин на Кубе, похоже, нет. Едут по дорогам американские огромные "шевроле", "доджи" и "понтиаки" производства пятидесятых годов, наши "Москвичи", "Жигули" и изредка "Волги". Машин сравнительно мало, если не считать стоянок в центре, у основных правительственных учреждений.
На черных "татрах" нашу делегацию везут в "Тропикану" - кабаре на открытом воздухе. Это историческая (с 1939 года) достопримечательность кубинской столицы. На стол ставятся бутылки рома, кока-колы, ведерко со льдом, и в одиннадцатом часу вечера начинается шоу. (Цена входного билета - без рома - сорок долларов.) Представление прекрасно. Его могли бы изобразить Мопассан, Тулуз-Лотрек, а из русских - Куприн. Радость молодой жизни, яркость, движение. Десятки стройных и изящных мулаток, в минимальных даже для тропиков костюмах, - путешественника, прибывшего из сумрачной зимней Москвы, зрелище слегка ошеломляет. Затем, в зависимости от возраста и количества выпитого рома, он начинает думать либо с грустью о том, что жизнь прошла, либо с тихой радостью о том, что все еще, возможно, впереди. Это продолжается часа три, затем перерыв и танцы для посетителей, а дальше – шоу до четырех часов утра. Мы уходим в перерыв. Подобное же представление смотрим и в Варадеро - туристическом раю километрах в полутораста от Гаваны. Все то же, но мулаток поменьше, а пляшут они еще живее. Публика в восторге, мы не скрываем своего удовольствия, и хозяевам это нравится.
Варадеро с его многокилометровым чистейшим пляжем, теплым неглубоким морем - действительно рай на земле. Власти планируют окончательно превратить его в резервацию для иностранных туристов, закрыв туда доступ кубинцам. Этот уголок сытого и бездельного мира не должен стать источником разрушительной буржуазной заразы.
В Варадеро трудно думать о войне.
Неделя на острове пролетела как один долгий, интересный день.
Шестнадцать часов полета, восемь часов разницы во времени - и мы снова в Москве - сырой, холодной, взбудораженной своими неурядицами.