- Советский человек на Кубе - https://cubanos.ru -

Захаренко Анатолий. Поэма "Лучше жопой сесть в костер, чем попасть служить в Остёр!", главы 6-10. 1971-1972.

[1] [2] [3] [4] [5] [6] [7] [8] [9] [9]

Лучше жопой сесть в костёр, чем попасть служить в Остёр!

Главы 1-5 читайте ЗДЕСЬ [10]

Главы 11-15 читайте ЗДЕСЬ [11]

Главы 16-22 читайте ЗДЕСЬ [12]

 

Оглавление

1 [13] | 2 [14] | 3 [15] | 4 [16] | 5 [17] | 6 [18] | 7 [19] | 8 [20] | 9 [21] | 10 [22] | 11 [23] | 12 [24] | 13 [25] | 14 [26] | 15 [27] | 16 [28] | 17 [29] | 18 [30] | 19 [31] | 20 [32] | 21 [33] | 22 [34]

 

(Цикл кубинских армейских стихов, 1972-1973 годы, читайте ЗДЕСЬ [35])

От автора:
Даже сейчас я не могу себе ответить что меня побудило к написанию поэмы. До принятия Присяги даже мысли не было - это точно. Так, может быть единичные, несвязанные по сюжету четверостишия, отправляемые мною в бочку.
Почему бочка? Просто на обложке общей тетради красовалась бочка, наполненная водой.
Помнится глубоко в душу мне запали слова, не помню уже и кем произнесённые: "Лучше ж#пой сесть в костёр, чем попасть служить в Остёр". Название готово, осталось за малым - написать стихотворение про учебку. О поэме и речи не было, начавшееся вскоре противостояние с моим командиром отделения, который показал себя с не лучшей стороны, и определило характер этого произведения...
А выдумывать ничего не надо: всё так и было".

(Внимание! В тексте присутствует ненормативная лексика!)

От автора:

Это единственное моё поэтическое произведение, в котором я использовал ненормативную лексику. Это не мат и не ругательство в прямом своём смысле, а наиболее близкое и точное текстовое переложение на бумагу, существующих в то время в Советской Армии реалий - это сама суть армейской жизни простого солдата.
Этот ненорматив, является по существу "цитатами жизни", ибо не я его придумывал, он существовал сам по себе. Колорит поэмы именно в этом, и менять ничего я не стал по прошествии десятилетий.

Глава 6

Тот дым, что нам приятный, сладкий -
Хранитель нашей старины.
И мы - потомки иль нащадки,
Традициям своим верны.

И пусть, ты - славянин ли, тюрок,
Иль выходец иных кровей,
У каждого своя натура:
Для всякого свой дым родней!

Взрастил ли нас очаг отцовский,
Иль с молоком впиталось в кровь:
Защита от беды заморской,
Была святой, от тьмы веков!

Своих, мы знаем поимённо
Всех, павших на бранных полях.
Для нас - они пример достойный:
Их имена храним в сердцах!

На первый план жизнь выдвигала
Таких людей, что ждал народ.
Из числа Нас их выбирала,
Бросала в тот круговорот!

Историю творила личность,
Бурлил, кипел людской котёл -
Пусть то, не будет прозаично:
Герой всегда к победе вёл.

Империй разных было много,
Союз сложился на века,
Всяк дорожит своим порогом,
Но Родина - на всех одна!

Вот наш черёд настал пополнить,
Ряды защитников, стать в строй
Сынов, страны великой, вольной,
Готовыми принять свой бой!

И мы науку постигали:
Упорный труд был с первых дней;
Не так мы службу представляли,
Да, и готовы ль были к ней?

Пехота! Служба тут сурова,
Надейся только на себя,
Но ты - всей армии основа:
Надежда, сила, мощь, броня!

Известно - волка кормят ноги,
И нам отстать никак нельзя.
Мы относились к бегу строго,
Нет марш-броска - прошёл день зря!

Взвод был ударной единицей,
Соседей бережёшь всегда,
В бою мы вместе, будто спицы,
Вдруг выпал кто - нет колеса!

И, сразу под угрозой срыва,
Задача боевая вся -
Вот потому, с таким надрывом,
Прошли весной учения.

На первый взгляд, так нам казалось,
В пехоте - тактика проста,
Когда в атаку поднимали,
Бежишь - залёг и, спи пока!

Не так судилось как гадалось:
Вдруг пуля-дура, что тогда?
Твой каждый мускул, крепче стали,
"Тут сдвиг по фазе" - ты броня!

Пружинит тело, мозг в напряге,
Бежишь вперёд с криком "Ура!"
Прочь гонишь мысль, что здесь ты ляжешь,
Иначе, дело так - труба!

Косишь налево, едва глядя -
Не всё зависит от тебя.
Слышны визг пули, свист снаряда:
В чьих же руках твоя судьба?

Творишь молитву, как заклятье
И, вспоминаешь Божью Мать -
Лишь Ей, дано Всевышней Властью,
В бою тебя от пуль спасать!

Есть вспомнить что. Манёвры были -
Не каждому то, по нутру!
Мы школу боя проходили
На тех ученьях, наяву!

Такой размах их, вспоминая
Благодарить Остёр готов:
Свой путь, с азов тут, начиная -
Не посрамили честь отцов!

Я, повторюсь: мы начинали,
Свою науку с первых дней,
Солдатами не сразу стали,
Остёр перековал парней!

Осень сошла на нет с дождями,
И, вперемежку мокрый снег;
Ноябрь с промозглыми ветрами
Порядком поднапряг тут всех.

Нас, поносило по ухабам,
После Присяги - это да!
И, сквозь разверзшиеся хляби,
С небес на нас течёт вода.

Легко в бою, но не в ученье,
Суворов так заповедал,
И нас, без тени сожаленья
Комбат, на тактике гонял.

Скорее бы зима настала,
Пусть лучше будут холода,
Ну, до того моква достала,
Комбат своё: "А, вдруг война!

Так, чтож вам белые перчатки
По паре, каждому раздать?
Пока, не стали яйца всмятку -
Учитесь в дождик воевать!"

Дождёшься от него поблажек,
Как после дождичка в четверг,
С ним в поле все костьми тут ляжем,
Если, возьмём с него пример!

Но, всё ж мы на него равнялись,
И, дорожили честью той:
Его примеры, вдохновляли -
Без страха, шли за ним мы в бой!

Ну, наконец, нам легче стало,
Тут в зиму выпали снега,
Морозы ночью затрещали -
Казахам-степнякам лафа!

А в роте их, едва ль не тридцать.
В степных орлов - иной полёт;
Совсем нет сил, угомониться,
Никто ж, язык их не поймёт.

С Кузыкурпешом койки рядом,
Запудрил мне мозги чувак:
Просит свинью назвать бараном -
Баранину он ест и так.

Свинину ж съесть - впасть в муки ада -
Коран строжайше запретил!
Голодным быть, что за отрада -
Надолго разве хватит сил?

Запрет нарушил тут Вахидов,
Он первым сало начал жрать:
"Аллаху - здесь он нас не видит -
Нет дела до полночных стран".

Ну, а раз так, то в чём же дело:
Свинину есть здесь - не харам,
И, парни быстро все прозрели,
А нам, смешно - "халям-балям!"

В атаки цепью мы ходили.
Уже, привычно строй держать,
Патронами, пусть, холостыми
Давали вволю пострелять.

Кузыкурпеш - сосед мой слева
Вместо "Ура!" кричит "Алга!"
В атаках - яростный и смелый,
Нам не уступит никогда.

Улыбкой он тебя пленяет,
Хоть и ругаешь его вслух
За то, что он не понимает:
Чего же от него все ждут?

Создать свой пашалык он хочет,
Все мысли его лишь о нём.
По бусурмански и лопочет,
О чём - никак не разберём.

Он только знает, что алгает
По-русски же: ни "Бе", ни "Ме".
Запомнил лишь: "Не понимаю"
А, что ему - он царь степей!

Назвали: "Ветерок с Востока",
Душою, как ребёнок чист,
Он всё же тёзка мой далёкий,
Пришлось его чуть подучить.

Я не скажу, что глуповат он,
Но в мыслях ход совсем иной.
Ему б пасти в степи баранов,
Вот это дело - для него.

А может дурака валяет:
Как можно сбить его с пути?
Он хоть чуть-чуть, соображает:
Куда бежать, куда идти?

В атаку мы, "Ура!" кричали,
А он, твердит своё: "Алга!"
Ну, было дело - отступали,
Тут мы молчим, а он: "Алга!"

"Так ведь назад, чего алгаешь?
Откуда боевой тут дух?"
"Вах! Ты совсем не понимаешь -
Я не назад, вперёд бегу!

Мы в старину не отступали,
Всегда мы шли только вперёд!
Полмира мы завоевали:
К победе нас "Алга!" зовёт".

Мы казус этот переняли.
И в штык-атаки мы с "Алга!"
Когда же драпака давали,
Ещё сильней кричим: "Алга!"

Вперёд - назад, что за досада,
Одна условность, чей-то бред,
В лицо тебе, всегда прохлада
И, отступлений, вроде - нет.

Ну, а раз нет, опять в атаку!
Свои тылы, назад берём -
"Игра в войну" идёт с размахом,
И, так в учебке - день за днём!

Не обошлось тут, без насмешек:
В хозроту взят сосед и друг,
Не вышел из Кузыкурпеша,
Лихой солдат - "башибузук".

Как изменился парень дерзкий -
Всё разве выскажешь в словах?
Расстался с ним, не по-советски:
"Да защитит тебя Аллах!"

С потомками Чингис-Батыра
Мы повстречались здесь, в Остре,
История нас разделила,
Не то, сгорели б мы в огне.

А всё же время нас меняет:
Иные ценности грядут,
И нас уже не удивляет -
Что мир, перевернулся вдруг.

А в дни Батыевой навалы
Повсюду смерть несла "Алга!"
Тот клич, славяне проклинали,
Ну, а сейчас и мы: "Алга!"

Глава 7

Почти под Рождество из штаба
Пришел очередной Приказ:
"Создать рабочую бригаду,
Из двадцати солдат - "спецназ!"

К утру, чтоб было всё готово!"
Но что, куда – никто не знал,
Для Бати спешка, то не ново,
Он сразу всё и расписал.

Намечен список - как отрадно,
Я сразу же в него попал!
Ну, а команду над той "бандой",
Старлей Вознюк с четвёрки взял.

"К отбою поменять всем робу,
Всё новое в каптёрку сдать!"
И мы уже почти готовы,
Осталось только переспать.

Подъём, зарядка, как обычно,
На завтрак наш отряд, как все,
С столовой вышли и, тут зычно,
Вознюк орёт: "Отряд! Ко мне!

Для шефской помощи "Лесхозу",
Что в Выползов, тут валит лес,
Нас посылают. Как, поможем?"
"Конечно, да!" Друг шепчет: "Нет".

Чуть в стороне "такси" стояло,
Как раз для двадцати персон.
Наш ротный на своём отчалил -
Был совсем новым "Москвичок".

А мы в Амфибии рванули,
Езды туда, ну, с полчаса,
В дороге даже не уснули,
Остановились: "Вылезай!"

Солдат - двадцатка коренастых,
Готова на "лесоповал",
Сказал начальник всем нам: "Здрасьте!"
И, руку каждому пожал.

Тут самый главный из "Лесхоза",
Прораб Петрович с Козельца,
И управлял он всем обозом,
Весь день, мотаясь без конца.

Работников своей артели
Делил на два больших крыла.
Одни работать не хотели –
Всегда с похмелья голова.

То были местные пьянчужки,
Охочие пожрать, попить
На дармовщину, ну и лучше,
Ещё б зарплату получить.

Тут среди них был забулдыга,
Липучий страшно, дед Репей
Такой себе старпёр, ханыга,
Как тот, из сказки - Берендей.

Крыло второе – посерьёзней,
Тут в основном все немчура,
Смотрелися куда помпезней,
Не то, что эта алкашня.

Зи варен русишес фольксдойче,
Ихь глаубе, дасс дорф унд ир,
Тогда, в войну немецкий фюрер,
Крестом железным наградил.

Потомки давних прусских немцев,
Пришедших за царя Панька.
Прижились тут переселенцы,
Свои устои сохраня.

Для нас же всех была важнее
Чем командир наш, их прораб,
Ну, отгадай – что нам милее?
Конечно, миска кулеша.

Тут глаз намётан, наша мушка
Уже нашла себе мишень –
Такую звонкую толстушку,
Что щебетала тут весь день.

Стоял балок там, чуть в сторонке,
И кухня, в стане полевом;
За ним "Москвич" - кузов воронкой,
Наверное был нам годком!

Был москвичок тот внедорожник,
На нём и ездила она,
Правда ездой назвать то сложно -
Ревел, пыхтел и полз едва.

Мы, как-то сразу потянулись
Всё разузнать поближе к ней,
Ну, и ей очень приглянулись:
Ещё бы, взвод таких парней!

Зи варе дох ди альтен медьхен,
Но свыклась, не кляла судьбу,
На обращение же – гретхен
Глаза светились по добру.

Ну, очень важная особа,
Такая фрейлин – нох аляйн,
И даже хороша собою.
Так, выглядит не по годам.

"Зовите, детки меня – мамка,
За то я буду вас кормить.
Мне под рукою дров охапка
Всегда была, чтобы топить!

А вас, я буду звать всех – Шурке,
Чтоб никого не обижать,
И попрошу мне, у печурки
Перед обедом помогать".

Ввёл бригадир солдат в курс дела,
Провёл короткий инструктаж:
"Чтоб, где не надо не вертелись,
Такое правило у нас!"

Под роспись топоры вручили,
В конце работы - надо сдать!
Мы рукава все засучили,
И, так сказать – давай пахать.

Бригады местных лес валили,
Мы ссучивали все стволы,
Отходы на лафет грузили,
Со всех остатков жгли костры.

Ещё вменялось нам в задачу:
Бревно удавкой зацепить,
Пока лебёдки его тащат,
В сторонку быстро отскочить.

На те участки, как считали,
Где можно травму получить,
Солдат на дух не подпускали,
Чтобы себя не посрамить.

Короче, мы на побегушках,
То принеси, а то – подай.
И, эх! Была б с собой подушка,
Прораб жалел нас: "Отдыхай!"

А повариха – ну и штучка!
Ей лет под сорок – пятьдесят,
Глаза проворные в толстушки,
Что надо, вмиг всё разглядят.

К себе нас часто подзывает,
Внимательно глядит в глаза,
С расспросами надоедает,
Везде щипает без конца.

Ну и без умолку щебечет -
Бывало, что сама с собой,
Вдруг ни с того, как захохочет,
Я не встречал ещё такой!

Из отделения в двадцатке -
Дружбан Толян, Трикуц и я,
Довольно получилось складно,
Скажу так: дружная семья.

Я с дружбаном не расставался;
Весь день, мы - "не разлей вода",
Морозный воздух внутрь всё рвался,
Мы согревались у костра.

Работать как-то не хотелось,
Не мы здесь задавали темп –
Лесоповальщики несмело
Рабочий начинали день.

С утра чаи они гоняли,
Потом по лесу разошлись,
И, сразу темп высокий взяли –
Нам же, работы завались!

Тягач пыхтел, урчал с надрывом,
И, как струна, натянут трос,
Тащил стволы он вековые,
А лес весь, завывал от слёз.

Были тут сосны в два обхвата,
Петрович - всех их под топор,
И в два приёма те ребята,
Пилой срезали их в упор.

И мы свою работу знаем,
Тут нас не надо подгонять,
Как воробьи везде порхаем,
Всё успеваем подобрать!

Сучки и ветки, даже щепки,
Что покрупней, кидай в лафет,
Их нормировщик ставит метки,
Во всём наводит марафет.

Вдруг слышен голос нашей мамки:
"Ребятки? Кто-нибудь ко мне!"
И мы все двадцать, без остатка,
Летели к ней, как на метле.

Работы предстояло много:
Свиную тушу порубить,
Для кулеша и для второго,
Ещё ж кому-то угодить.

Бидон, под крышку с самогоном,
Мы с Карасём, едва снесли,
Подрасплескался по дороге,
Пока сюда его везли.

Такой духанчик "благородный"
Распространился по лесу,
В том запахе, чего угодно,
Унюхать можно на духу!

Петрович первый. Снял он пробу:
"О, шёне шнапс, абер нихьт зэкт!"
Ну, и ушёл своей дорогой,
А мамка нам: "Мэр, вер ист нэкст?"

Но, таковых не оказалось,
Мы скромничали в первый день:
На командира озирались,
И, как бы, уходили в тень.

Был тут сержант с четвёртой роты,
Всё время рядом с Вознюком,
Считал он главною заботой –
Затарить "Москвичок" пайком.

Мы тушу топором рубили,
Он отбирал весь oкорок,
В багажник ротному грузили
Приличный с виду тормозoк.

В пятилитровую канистру
Под самый верх лил самогон,
И делал это очень быстро,
Закрыл, и сразу же в салон.

С утра, обычно, отвозили
"Добычу" эту они в полк,
Где, как они её делили –
Про это не беру я в толк.

Понятно, кушать всем хотелось,
И жили с мыслью: "Что б урвать?"
А дальше - больше, не терпелось
Ещё бы что-то своровать!

А офицер, не исключенье -
Он, наш, советский человек!
Кто как, ответит на сомненье:
Был ли он воровитей всех?

Из-за огульных обвинений,
Всем ярлыки цеплять легко,
Довольно простеньких суждений,
А то становится смешно.

Я мысль бы так свою оформил:
Всегда долг красен платежом -
"Лесхоз" в зарплате экономил,
Но чуточку терял в другом.

И, бухгалтерия такая,
Нас обходила стороной:
Нам всё равно, где нас сношaли -
Тут, хоть, кормили на убой.

И, в первый день, мы обожрались -
Сначала кружка первача,
Потом до кулеша дорвались,
Наелись все мы досыта!

Да, с мамкой нам тут подфартило,
И, впору, ей бы спеть сонет,
Мы от души благодарили
За вкусный, сытый тот обед!

Она ж себе не изменяла,
Была всё так же весела,
На благодарность отвечала,
От счастья сразу расцвела.

Без ложки дёгтя, мёда бочка,
Не обходилась, ну - никак!
И, алкаши ставили точку,
Устраивая кавардaк!

Ох, как Репей распоясался,
Беззубым ртом лакал и жмых,
По пьяни, сильно нахвалялся
Кому-то дать сейчас под дых!

И точно. Драка завязалась,
Все бились, как об стенку лбом,
То так ребята развлекались -
Петрович рассказал потом.

Ах, доннер ветер! Трункен швайнен!
За дело мамка тут взялась,
И мы, совсем не ожидали:
Их быстро в чувство привела!

Кому досталась оплеуха,
Кто подзатыльник получил,
Репею, так намяла ухо,
Что тот пощады запросил.

Всех драчунов разъеденила,
В укор мотает головой:
"Хотя детей бы постыдились,
Ди швайне, есть всегда такой!"

На что Репей, держась за ухо
Язвил опять, не в глаз, а в бровь:
"У тех детей, елдень под брюхом,
Уже такая - будь здоров!"

От смеха эхо отозвалось,
И прокатилось по лесу.
Работа ж дальше продолжалась -
Клонился первый день ко сну.

С "Амфибией" приехал ротный,
Уж начиналося смеркать,
Мы поместилися в ней плотно,
И, ждали время отъезжать.

С Петровичем Вознюк вопросы,
Очередные порешал,
Водителю небрежно бросил:
"Давай, к казарме подъезжай!"

Как раз мы к ужину поспели,
И время ещё полчаса,
Предупредил нас, чтоб не смели
Про дело языком чесать!

"Назавтра всем без проволочек!
Сегодняшним довольны днём?"
Мы хором крикнули: "Так точно!"
Сегодня нам везло во всём.

Вот, так в трудах, за днями теми,
Неделя полная прошла
Мы познакомились со всеми,
Работа веселей пошла.

Мы пообвыклись, все втянулись,
И всё пошло само собой,
Так, мы в работе разделились:
На выбор труд - хватай любой.

Кто лихо ветки все рубает,
Кому-то нравится стропить,
Кто щепки сносит, собирает,
Ещё ж их надо погрузить.

Да, и про главное забота -
Нельзя такое упустить:
На кухне, всех важней работа,
Тут надо ж мамке подсобить!

С четвёртой роты Вялик Дима,
Наш Крамаренко, тот умел,
Везде пристроиться красиво,
Так, наш пострел - везде поспел.

Они над гретхен шефство взяли,
Сказать тут надо - молодцы,
С работой лихо управлялись,
То были парни удальцы!

Ой! Среди нас один попался,
Наш третьевзводник - был сябром,
Фесько, и здесь он выделялся,
Тем, что работал языком.

Тот рот весь день не закрывался,
Скажу я так - то был талант,
Ни разу он не повторялся,
Везде он был, и всё он знал!

Он говорил с акцентом, быстро.
Что анекдоты? Их не счесть.
Кум королю и сват министру -
Такой ведь тоже нужен здесь.

Он добродушный заводила,
Любимец публики - на бис!
По всему лесу веселил нас,
Из него вырастет артист.

Однажды утром приезжаем -
Уже, очаг вовсю прогрет,
А местные, чаи гоняют,
Ну, мы им: "Пламенный привет!"

Подсели к ним за стол мы рядом,
С морозца б, хорошо поспать,
И, в ожидании наряда,
Уже кто начал тут дремать.

Вот, издали мы услыхали -
Тот звук не спутаешь ни с чем:
То фрейлин гретхен подъезжает
На своём старом "Москвиче".

На этот раз она с подругой.
На возраст с виду - молода.
Тут кто-то выдал: "#уй с подпругой
Пришла она искать сюда!

Не связывайтесь с ней ребята,
Ревнивый муж, такой дурак -
Что ум, что сила жеребьяча,
А, озверевши, он - маньяк!"

У нас работа закипела,
Вошла, как прежде, в колею -
Дружбанчику же, эта девка,
Засела прочно у мозгу.

По мне - так дело стороною,
Я просто у костра сижу,
На перекуре, все гурьбою -
Обед тут скоро на носу.

Пришла к костру и та подружка,
О ней уже мы знали всё,
А хороша была толстушка,
И у костра ей, тут тепло.

Присела девка молодая,
Кровь с молоком, и наглый взгляд
Сверлит нас, будто предлагает
Мужскую силу испытать.

Вмиг кровь по жилам забурлила,
Средь нас тут не один солдат,
Блеснуть бы этой самой силой,
Не прочь "пистон свой почесать!"

Мороз. Она легко одета,
Ей Лютый предложил бушлат,
Та попросила сигарету,
Он с ходу ей: "А дашь е#ать?"

Она того, как будто ждала,
Жеманства женского - на ноль,
При всей толпе, платье задрала,
И, стала в позу "Карамболь!"

Раздвинула бесстыдно ножки,
O, mamma mia! Без трусов!
"Святместо" - что мехи в гармошке,
И Толик Лютый всё, готов!

Пристроился пацанчик сзади,
Погладил томно по мошне,
И ей он, как последней бляди,
С разгону засандалил член.

По сами, что ни есть - не мОгу!
Вперёд – назад, то вниз, то вверх!
На нас вниманья никакОго,
Как будто нас и вовсе нет.

Под ним та, от такого - взвыла,
И охи, ахи понеслись.
Лицо, улыбкою заплыло,
Толян дерёт её - держись!

Во мне взыгралось ретивое –
И бьёт в виски, душа вон – вспять!
Как, после стольких дней застоя,
Пред искушеньем устоять?

Всё естество вот-вот взорвётся,
Как можно его удержать?
Штанина скоро разойдётся,
Уже там пуговки трещат!

Я чувствую, что надо смыться,
Но, прикипел к той паре взгляд.
О, Господи! Чего твориться?
Скорей отсюда убежать!

Ей "палки" две он сразу вставил,
Та же, "ответила в минет".
Он нашу кровь кипеть заставил -
Как, всё забыть? Конечно, нет!

Да, все за этим наблюдали –
Издалека, или вблизи,
Кто как – исподтишка ли,
Или все, проглядев зенки.

И лишь когда ушла "подружка",
Мы возвратились все к костру.
Тут застучала мамка в кружку,
Сигнал: "Обед! Пора к столу!"

А гретхен наша, всё видала,
И, насыпая кулешу,
Огромный кусень мяса с салом
Презентовала Толяну.

"Ер ист гут фикер - ему мясо!
С утра тут тоже я тружусь,
А вдруг, случись, что часом с квасом,
Может и я, кому сгожусь!"

Весь стол от хохота взорвался,
И громче всех тут дед Репей,
Над нашей мамкою смеялся,
Что рот разинул до ушей.

И наша гретхен, обижаясь,
Зло выругала пердуна:
"Ду, ейне бист ферфлюхтес шайзе,
Комст шнель, цурюк ин ди манда!"

Тут главное, чтоб был порядок,
Бидон в балок под ключ снесла,
И, под унылый стон бригады:
"Сегодня, чтоб, без баловства!"

Репей изрядно сокрушался,
Хвалил её на всякий лад,
И виновато объяснялся,
Просил бидон вернуть назад.

Солдаты мамке вскипятили
Воды, чтоб всё помыть, убрать,
В балок её добро сгрузили -
Она, собралась уезжать.

Алкота на колени стала,
И ну, поклоны отбивать:
"Верни бидон, царица наша,
Чего ж ему там пропадать?"

Та подошла к своей машине -
"Москвич-четыреста второй".
А я был рядом, рот разинул,
И, подбежал к двери рысцой.

Мне ключ дала. Помог ей сесть я
И, произнёс: "Ихь битте зёр!"
"О, гут! Ихь данке, мейне юнге,
Нет сил смотреть на их позор".

Гляжу я: сзади на сиденье,
Подруга спит мертвецким сном,
После такого приключенья,
Ревнивый муж ей нипочём.

Бидон братва несла в обнимку,
Допили, вылакали всё,
И, прославляли мамку-немку,
Во здравие пили б ещё.

И после этого сношенья,
Толян, что гоголь был дня два:
"Такого рода приключенья,
Не помешают никогда!"

Задумал взять ещё он крепость -
Как бы и гретхен совратить?
Я не поверил в ту нелепость,
То - правда, или он звиздит?

А Дон-Жуан, ну, и парниша!
Сказал: "Пойду в атаку я,
Ведь #уй ровесников не ищет,
Потом, не наверстается!

Как пропустить такую пышку?"
Перед отбоем говорит, -
"Тут, брат, не надо передышки,
Тут надо брать, пока горит!"

Четыре дня, всего-то срока,
Ему давал лесоповал,
Но, сразу ж, с первого наскока,
Он эту крепость лихо взял!

Силён был наш пипистрадатель,
Тут точно, что ни дать не взять!
На этой ниве - он старатель
И, всех подряд мог обласкать!

Поплавал Лютый, как сыр в масле,
С наскоку, взявши цитадель,
Два дня был на вершине счастья,
С тех пор, как к мамке, влез в постель.

Всего-то бабе в жизни надо,
Хоть напоследок - но, торчком!
На склоне лет, такому рада,
Не всё ж в подушку выть тайком.

В день предпоследний было "жарко!"
Январь завьюжил - стылый вой,
Нам календарь в четверг, в двадцатку,
К обеду преподнёс разбой!

Такое тут не ожидалось:
Явился очумевший муж,
Той девушки, что тут сношалась,
Ну, очень он на вид был дюж!

Видавшая виды москвичка,
Грудь нараспашку, колесом,
Вовсю орёт: "Где мой обидчик?
Хочу сразиться с подлецом!"

Он к очагу, там мамка взвыла,
Кричит, чтобы его унять.
"То ты всё, старая проныра,
Из Люськи сотворила блядь!"

Схватил топор, рыщет глазами:
На ком бы злость свою сорвать,
И от пережитого срама,
Готов хоть всех тут изрубать!

Унд дизе лёве вар зо бёзе –
Спасайся, братцы, кто куда!
А, то - нам отольются слёзы,
Не избежим мы топора!

В бою такому, нас не учат -
Ну, пятками, как дали в масть!
Чтоб, ненароком, под раздачу,
Иль, под топор тот, не попасть.

Все от разборок тех укрылись,
Кто где нашёл себе приют -
Мы с Михой, в тягаче закрылись,
Ищи, свищи, тут не найдут!

Снаружи вьюга завывает,
Морозец щиплет нос слегка.
"А мы обед не прозеваем?" -
Трикуц, тут беспокоится.

В ответ, я что-то промурлыкал,
Был в лёгком, томном забытьи:
"Тот идиот, не вяжет лыка,
Жену случайно, не прибил?"

Мы, сколь "обидчика" бесило,
Промёрзли до мозга костей,
Сидеть в кабине - нету силы,
Спустились, и к костру быстрей!

Тут оживленье нарастало,
Что видел, каждый говорил:
Картину я себе представил -
Его Репей угомонил.

Тот дед, не промах - вид старпёра,
Хотя, конечно, шебутной,
Не побоялся "визитёра"
Скрутил его, отвёл домой.

Обедню случай не испортил,
А, наш "виновник торжества"
За кулешом сидел, как сонный,
И ухмылялся лишь слегка.

Ну, а сегодня - случай редкий,
Что наш Вознюк, был за столом,
И, знал ли он про переделки,
Как Лютый стал секс символом?

А после самогона кружки,
Репей, вестимо, рогом пёр,
Так, невзначай, вроде по дружбе,
Он командиру выдал пёрл:

"Солдату не давай там спуску:
Козла запустишь в огород -
Он вам не то, что всю капусту,
Всех ваших жён перее#ёт!"

В ответ молчанье гробовое,
Об миски ложки лишь стучат,
Ну, надо же, сказать такое -
Что ж командиру отвечать?

"На водку, жён вы променяли,
И пьёте, безо всяких мер,
Вниманья им не уделяли
И, получили - адюльтер!

А наши жёны не такие:
Мы любим их, а они нас,
Всегда цветы мы им дарили,
И, теперь носим на руках.

А от добра - добра не ищут,
У наших жён иная стать
Зачем же, при таком то, муже
Им с первым встречным изменять!"

"Ой, паря, женщин ты не знаешь" -
Репей, совсем уже потух,
Тут гретхен: "Что ты понимаешь?
Зёр трункер, галльский ты петух!"

В начале пятого стемнело,
Домой мы мчались - снег столбом,
Впритык к казарме подлетели,
Ещё б чуть-чуть и в стенку лбом!

Звучит: "Отбой!" Дня службы - нету,
И, спит курсант мертвецким сном,
Летит во сне домой с приветом,
Но ночь проходит, и: "Подъём!"

Последний день лесоповала
В бригаде нашей каждый ждал:
Ах, как далёк он был сначала,
И, как же быстро он настал!

На удивление погода,
Сегодня улыбнулась нам,
Какая дивная природа,
Открылась тут нашим глазам!

Оделись сосны вековые,
В красивый с инея наряд,
И, будто жители лесные -
Шлют нам в укор немой свой взгляд!

К обеду всё здесь завершилось
Петрович выполнил свой план,
Их техника зашевелилась,
И, выстроилась в караван.

"Застолье" выдалось на славу!
Рекою лился самогон,
Допался я до той отравы,
В моей башке - вечерний звон!

Петрович речь держал, учтиво
Военных всех благодарил,
Спасибо, чуть ли не комдиву,
Что, нас он, в помощь отпустил!

Настало время нам прощаться,
Все - выпили "на посошок",
Вот, с гретхен жалко расставаться -
Наш щебетунчик и звонок!

К балку подъехал ротный точно,
Багажник "Москвича" открыл,
И, словно, в без размеров бочку,
Туда сержант что-то грузил.

Мы работягам "дали краба",
Тут, полагалось бы всплакнуть,
Но, заурчали ЗИСы, КрАЗы -
Колонна двинулася в путь!

Репей же, шлялся - долбонутый,
К своим дружкам всё приставал,
Мы кинулись: "А, где же Лютый?"
Тут, он с балка нос показал.

Нам гретхен ручкой покрутила,
Сказала: "Ауфвидерзейн!"
В "Москвичке" тут же укатила,
А там, и нам пора за ней.

Ну, и ещё одна формальность.
Вознюк построил наш "спецназ":
"От лица службы - Благодарность!"
Мы, громко, кто во что горазд:

"Служим Советскому Союзу!"
Над лесом эхо пронеслось -
Вернулось будничною прозой,
И, Лютому отозвалось.

Дал командир команду: "Вольно!"
Подумав, всё ж решил сказать:
"Дорвался паренёк, довольно,
Тут надо службу продолжать!

Любовь тебе легко давалась -
Зачем полку зубная боль?
И, чтоб нам всем спокойно спалось,
Беру тебя под свой контроль!"

Закончил ротный речь минором,
К любителю женских сердец:
"Если, поймают за забором,
То, будет тебе там, "Пи#-дец!"

Глава 8

Мы службы своей, дни считали,
Солдатский хлеб, увы, суров!
Жестоко комы обучали:
Отдача - наши пот и кровь!

Шла слава про Остёр худая,
Об этом все тут говорят,
Солдатская ж судьба такая,
Чтоб на себе всё испытать!

Престижно ли служить в пехоте?
В мотострелках, верней сказать!
С настроем на мажорной ноте,
Учиться будем "воевать!"

Наш БТР - шестидесятка
Из парка год не выезжал:
С ремонтом выдалась накладка,
А наши ноги, тут не жаль.

Всем "инфантерия" такая
Не по душе: хоть вкривь, хоть вкось,
И, в поле ж - тактика иная -
Ты должен бегать, будто лось!

И, никакие разговоры:
Что, временно мы без колёс,
Мотопехота свернёт горы -
Не принимаются всерьёз!

Девиз Остра: "Тут всё в дозволе!
Солдат штампуем - "высший сорт!"
Здесь - "гладиаторская школа"
А, не какой-нибудь курорт!"

Всё, в дисциплине замыкалось:
Вперёд, братки мотострелки -
Чтоб служба "мёдом не казалась",
И, будни вас не отвлекли!

Всё строго тут по распорядку,
Шаг влево, вправо - под расстрел.
А поддержание порядка,
В казарме - просто беспредел!

Расположение - блестело,
От свежей краски был угар,
Мы сутки первые "балдели"
Так этот запах всех достал!

И, старшина рычит жандармом:
"Сюда нельзя! Туда не стань!
Ходить на цыпочках в казарме!"
Подумалось: "Неужто пьян?"

Кошмарили нас спозаранку,
Глаза продрал, и сразу вниз,
Бежим всей ротой на зарядку,
Не утолив нужды "каприз".

Конечно, тут не танцплощадка,
В полку порядки - не ахти!
Нам с первых дней, не очень сладко,
А в роте, вообще - пыхти!

Постель заправлена с натягом,
Все складки под прямым углом!
Не дай Бог - "полосы зигзагом",
Или подушка - "кувырком!"

Тут всё по струночке равнялось,
Лишь миллиметрик отступить -
Дадут, чтоб мало не казалось:
Сержант, весь день будет зудить!

Заправка коек, как искусство,
Для нас "священный ритуал",
И, разве старшина допустит,
Чтоб его кто-то нарушал?

Не зря внимание такое,
К постели у солдат всегда,
Тут дело наше - основное:
С утра, готовсь к приёму сна!

Мы службы своей треть, проспали:
Солдаты спят - она идёт!
И, мы исправно дни считали,
Вели им, дембельский отсчёт.

Подумать только, Боже правый!
Мы жизни треть проводим в снах.
Свои, "полночные забавы",
У каждого тут, на устах.

В казарме ничего не скроешь:
Группировал всех интерес,
Здесь рота, виделась такою,
Как наш "общественный разрез".

Жизнь уготовила мне встречу
С курсантом - Виктором Скичко:
Как-то в один декабрьский вечер,
Подсел ко мне он на сампо.

Витька дразнили тут, "кузнечик",
Ещё - "скрипичечным ключом" -
Он опускал, сутулясь, плечи,
По мне - был просто "скрипачом".

Служил, как все - не ныл, не плакал,
Был как солдат, чуток "слабак".
(Трикуц взял шефство над "воякой",
То - ещё тот, был весельчак!)

Ну, а Витёк - скрипач от Бога!
Вид инструмента умилял,
Ему, лишь дай его потрогать,
И, он от счастья замирал.

Хранил "сокровище" в каптёрке,
Частенько старшине играл -
Тот, расходясь, пел с подтанцовкой,
Когда навеселе бывал.

"Я милого узнаю по походке,
Он носит брюки галифе!"
Сержанты, спьяну драли глотку -
Все были сильно "под-шефе!"

Со скрипачом, меня свёл Миха,
Я пригляделся к пацану -
Штрихами скрипку рвал он лихо!
(Я, чуть завидовал ему.)

Всю жизнь о скрипке мать мечтала,
Меня ж игрой привлёк баян,
Но, вот сольфеджио - достало:
На слух играть стал, как цыган.

Полупустые разговоры,
Не сразу к дружбе привели -
Расширив рамки кругозора,
Понять друг друга мы смогли.

Пересеклись так, наши взгляды -
Как будто тело пронизал,
Ток электрических разрядов,
Ты - для меня, другим предстал!

Зря, что ль судьба соединила?
В глазах, тот Лучезарный Свет -
И, на вопрос, что нас сроднило,
Я сразу получил ответ.

Он мне: "Я - редко ошибаюсь,
Ты - удивительный солдат,
И, с мистикой знаком, я знаю.
Готов побиться об заклад!"

"Про мистику "скрипач", то басни!
Я, смерть однажды пережил -
Не знаю, было ль то напрасно,
Или Творец на мне схитрил?"

Мы вечерком разговорились,
Кто слушал нас, раскрыли рты,
Так, мнения здесь разделились:
Фиглярство, бред или понты?

Мой "смертный опыт" - уникален.
Рассказ об этом - не психоз,
И, тут Витьку я благодарен:
Что принял это он всерьёз!

Один курсант, разговорился,
Что он, подобное слыхал,
Но, сразу же угомонился:
"Скрипач" рассказ свой начинал.

"Тебя, прекрасно понимаю,
Я, тоже "смерть" смог пережить
И, с детства раннего страдаю,
Не лучше ль, это всё забыть?

Я утонул в четыре года -
Не уследил отец за мной,
Я в смерти, ощутил "свободу",
И, удивительный покой.

Я вижу, как меня спасают,
И, как рыдает за мной мать,
Вне тела, просто так летаю -
Не смог с собою совладать:

Я маму крепко обнимаю,
Но - руки ловят пустоту!
Кричу вовсю: "Я здесь, родная!"
Но - докричаться не могу!

В Тоннель я впал, а там - Свет дальний,
И, вниз - ужаснейший полёт,
Вдруг, среди жуткого молчанья
Я слышу: Он - меня зовёт!

И, Дух мой возвратился в тело,
Раскрыв глаза, всё рассказал,
Мои родные онемели:
"Он - на Том Свете побывал!"

Меня, к профессорам водили -
Психически я был здоров.
И, чтобы это всё забылось,
Стольких мне стоило трудов!"

Нам участь: быть в том виртуале -
Где взгляды к жизни, таковы,
Как, мы с тобою испытали,
Когда тела были мертвы.

Наш Дух свободой наслаждался,
И, выпорхнув будто с ларца,
На миг, с собою Он расстался,
Там, принял Качества Творца!

Тот миг остался в нас навеки,
Хоть, из беспамятства тех дней,
Не всё, под силу человеку,
Извлечь из памяти своей.

Делились мы о сокровенном,
Молчали часто об одном,
Что нам, доподлинно известно:
О "смертном опыте" своём.

Нас эти чувства - возвышали,
Как быть с таким вот "багажом",
Тех знаний, что нас "распирали",
И что, так свято бережём?

Нас распознали сéрдца стуки:
Мы - две натянутых струны,
Так, в унисон звучали звуки,
Что извлекали из них мы.

Твои фантазии на скрипке
Плели мелодий бахрому -
Из всех, кто слушали с улыбкой,
Понятны мне, лишь, одному.

Венгерский чардаш - гимн спиккáто!
Высоких чувств - вселенский взрыв,
К страстям не хочется возврата,
К свободе, к лёгкости порыв!

Штрих трéмоло - полёт в Тоннеле;
Так жаждал я, Его пройти,
В той сумасшедшей карусели,
И, всё же сбился в Нём с пути!

Исторгнут в Жизнь я, напоследок,
Штрих дéташе - протяжный плач,
Смычком по струнам всем поведал,
Прошедший тот же путь, скрипач.

Словами скажешь - не поверят,
Да, и к чему, такой подлог?
И, что с того, что перед Дверью,
Остановил нас, тот Порог.

Трель озарения - глиссáндо!
Скользя по струнам, всё звучал
В Душе, сплав музыки с талантом:
Так выразителен финал!

Да! Побывал я на Том Свете,
"Скрипач" снял пелены дурман -
Друг друга, чудом мы заметив,
Твердим вдвоём: "Мы были Там!"

В сиянье Света слышал Звуки,
Непостижим духовный Мир:
Я отдан Жизни "на поруки",
И здесь, всего лишь "пассажир".

Глава 9

Сегодня ротный убыл в отпуск,
На юг уехал, бросив нас,
Как говорится - кошка с дому,
А мыши (рота) - сразу в пляс.

Мой ротный с осени стремился
Преодолеть тот нервный срыв,
Когда под Киевом разбился,
И чудом лишь, остался жив.

Авария, до нас случилась,
Об этом мало говорят;
Что поломал - то излечилось,
А, вот нервишки - те шалят.

"Гудит, что улей Третья рота",
По дисциплине - слабина!
И, "вольной жизни" все красóты,
Нам предоставились "сполна".

Но лучше, честно, не ставало:
Не проходил ни один день,
Что б кто-нибудь из комсостава,
Нас не "имел" - разве, что лень!

Один день нас комбат чихвóстит,
Рулит назавтра замполит,
И, прямо в тему, не со злости,
Из роты кто-то говорит:

"Ох, разорвут они нас в клочья,
Или, как мамонтов забьют,
Из-за того, что жёны ночью,
Им долг исполнить не дают!"

Все хором, дружно посмеялись,
Те устыдились, или как,
Но, вскорости от нас отстали -
Спустили всё на тормозах!

Кулабину же, должность дáли,
Чтоб Пугачёва замещать,
Спокойней времена настали,
"И улей, перестал жужжать".

Мы, с "политухи" за ворота,
Экипировка - высший класс!
Забрали шесть гранатомётов,
Все те, что числились у нас.

Сержанты взвода поучали
Курсантов, как с него стрелять,
Замок нас ввёл во все детали,
Как изготовку принимать.

По плану боевые стрельбы
С гранатомёта провели,
"Пощекотали" уши, нервы,
Да навыков - приобрели.

Дела к зиме шли, настоящей,
И, к службе каждый привыкал,
"Домашний фактор", как грустящий,
Нисколечко нам не мешал.

На тактику взвод вышел в поле,
А накануне выпал снег,
Ну, наконец-то, я доволен,
Его тут хватит "на мой век!"

И, как приятно поваляться
В "перине" чистой и пухкóй,
Как славно в детство возвращаться,
Когда ты - юный, озорной!

По снегу "воевать" в охотку -
Я по зиме такой скучал!
Вот это, я скажу, погодка:
Мороз и снег - девятый вал!

"Противник справа! Окопаться!"
И, ты гребешь лопаткой снег,
Стараешься: ведь может статься,
Что это - огневой рубеж!

Условный бой. В атаке рота,
Уже расстрелян весь рожок,
Враг в ощетинившихся ДОТах -
И, ты готов на Тот Бросок!

В бою солдату страх не ведом -
Что предначертано судьбой?
Здесь самой главною победой
Стала Победа над Собой!

Комдиву, то ли "сон приснился":
Весь день копался в "мелочах",
Войдя в курс дела, возмутился -
Что с техникой полк не в ладах!

Истомину сказал: "Исправить!"
Под козырёк "служилый" взял,
Что ж, воевать, так по Уставу:
"Чтоб БТР - в четверг стоял!"

Мы долго ждали тех занятий -
Родимый БТР нас ждёт!
Ну, наконец-то мы покатим
По полю снежному вперёд!

Зам раструбил на всю окрестность:
"Не слезете, теперь с колёс!"
Но в пробный выезд поршень треснул,
Все наши планы - под откос!

На тот день ждали Генерала:
Истомин сам ведь пригласил -
Теперь, такое назревало!
(А мы ржём - до потери сил.)

Вот, офицерам не до смеху,
Полковник им давал чертей,
Что зампотыла, зампотеху -
Так, доходило к ним быстрей!

Чего с нaс взять? Мы все тут в мыле,
На их места, я бы не встал:
У бедолаг вспотел затылок,
Так их, "Отец полка" достал.

Не повезло как офицерам -
Возможно, в том не их вина,
Что мы не сели в БТРы,
И "показуха", не прошла.

Мы ж, над собою насмехались;
Комбат бузит: "Ядрёна мать!
Три дня мы с вами прохлаждались,
Теперь всё надо догонять!"

Пугал, как бабу чем-то толстым,
Гонял, что "сидоровых коз" -
Его назвал кто-то: "Оболтус"
И, Батя наш пошёл в разнос!

И, мы уже тому не рады:
"Хорош, Витальевич - прости!"
А он нас "режет" своим взглядом,
Под корень хочет извести!

Бежим до самого порога,
В столовую - по форме три,
А там рагу, опять изжога,
И, всё равно - давись, но жри!

Глотаем пищу, как бакланы -
Прожёвывать тут, недосуг;
Хлеб прячем быстро по карманам,
На "чёрный день", сгодится вдруг.

Дня полтора он "порезвился"
Потом сказал, что нас простил.
Взвод, за "оболтус" извинился,
Мир прежний в роте наступил.

Тут Пугачёв наш возвратился,
Подзагоревший на югах,
От радости он аж светился:
"Без вас, орлы, я там зачах!"

Мне в радость видеть командира,
Какой ни есть, он всё ж родной,
В строю я пятый по ранжиру -
Стремлюсь быть первым в боевой!

Нам раз, отвлечься "перепало".
Про то, судачили все вслух,
Как, к нам в дивизию прислали
ВИА "Свiтанок" - поднять дух!

Мы слыли, как провинциалы:
Обл. филармония - наш шеф!
Все, в том числе и я, узнали,
Что значит настоящий блеф.

В спортзале пели "мадригaлы",
Концерт сначала шёл на бис,
Но нас "фанерой" угощали,
И мы их подняли на свист!

Весёлый "пшик" ангажемента!
Всего то и делов, пустяк -
С бобины соскочила лента,
И зазвучал такой пошляк!

Солдату дай лишь оторваться,
Смешно комдиву, как и всем.
Пришлось "артистам" извиняться,
И дальше, спели без проблем.

Немного жалко "шарлатанов",
Приятно ж на девчат смотреть:
Кровь с молоком - тут без обману,
Смогли нам сердце отогреть!

Волной, былое вдруг нахлынет:
Тоска по дому бьёт сильней,
Я вспоминаю куст жасмина,
И, переполненный бассейн.

В щемящем чувстве ностальгии,
Представить родственников рад,
Картины детства дорогие,
Наводят на мажорный лад.

Но мысль бросает в пот, буквaльно:
Два года пропадут ведь зря!
Как объективная реальность -
Их вычеркнуть с календаря!

Что ж мне тогда в плюсах оставить,
Взглянув в семьдесят первый год?
Чего там, собственно лукавить:
Упал, как не созревший плод.

И съесть нельзя - на вид хоть сладок,
Внутри ж, кислятина одна.
Так и в душе, на дне осадок:
Всем устремленьям - грош цена!

В мечтах одно, а в жизни круче,
Я планку тут не завышал,
Но поступать, из-за той "бучи",
В астрономический не стал.

Тот год я, был на перепутье,
Метался и искал себя -
Каким мне двигаться маршрутом:
Важнее небо иль моря?

Безоблачно ль на личном фронте?
Ведь "горький опыт" уже есть,
Теперь, иные горизонты
Мне ставит жизнь, но уже - здесь!

Лишь год назад, под Бой Курантов,
В мечтах был "Белый пароход".
Прошло, как дым - в школе сержантов
Теперь вот, встречу Новый Год!

Глава 10

С метелями январь проходит,
Тоской по дому я томим,
Но от невзгод, любовь уводит –
Письмо я милой получил.

Черпаю в строчках вдохновенье,
Разлуки лёд не холодит,
Ну, появись хоть на мгновенье,
Чтобы счастливый миг продлить.

Тот миг вернёт нам наше счастье,
Ту нашу вечную весну,
Но снова надо возвращаться
В эту январскую пургу.

Большая сила - наши чувства -
Они во мне, огню сродни,
Как признак пылкого безумства,
Горят внутри, все эти дни.

Живу с надеждою о встрече:
Мечтой бурлит младая кровь,
И сладким бременем, на плечи
Ложится чистая любовь.

Ничто беду не предвещало,
Я, службу не считал за мёд,
Но после дней лесоповала,
Чёрных времён настал черёд!

Вползла, вдруг, в сердце непогода,
Такой сюрприз преподнесла -
В лице "родимого" комода,
Испортив, сразу все дела!

Он сыпал юмор, прибаутки,
Но почти месяц месть копил,
И, из-за безобидной шутки,
На меня желчь свою излил.

А всё, из-за былой пропажи,
Да независимый мой нрав:
Изобличил его я в лаже -
Со мной он как-то, был неправ!

Командовал не так уж строго,
Скорее слыл, как себялюб,
Водился кое с кем, немного
Но, с остальными был чуть груб.

Мне вызов брошен без смущенья,
К нему, я вовсе не готов -
Чтоб попросить в него прощенье.
Он не учёл: я не таков!

По завтраку, стал придираться,
По строевой сильней гонять,
А, дальше начал завираться,
И, чью-то мать припоминать!

Он, на плацу - ни в зуб ногою!
Не лучше, чем тот, бравый Швейк,
Сам, изгалялся над собою,
Какой-то странный человек.

Всю мою выправку бракует
Мол, ни хрена я не могу,
Мои приёмы критикует,
А, что не так, я не пойму!

Ещё чуток, полезет в драку!
Я не хамил, не отвечал,
Но, есть предел всему,однако,
Он под конец, меня достал:

"Да, зае#али вы всё стадо,
Чего вокруг слюной брызжать?
Ну, покажите же, как надо
Мне ногу правильно держать!"

Комод мой потерял дар речи,
А в отделении, разброд -
Я в их глазах стал, как Предтеча,
Лишь намекнув, что он урод!

Тот сразу понял всё прекрасно
И, с ходу, мне влепил наряд!
Так, камень брошен, стало ясно -
Теперь, беды не избежать.

Тоска глухая сердце крает,
Попал я, в жуткий переплёт;
Смертей двух, просто не бывает,
Одна же, мимо не пройдёт!

Мне от теперь, чего бояться?
Мы Рубикон свой перешли:
Стоит единожды сорваться
И, для возврата нет пути.

При посторонних, несомненно,
Субординацию мы чли,
Наедине лишь, откровенно,
С ним опускались "до земли".

У нас "любовь" - иного склада -
Учитель, право, был хорош!
Вдолбил в мозги мне, что не надо,
И, знаний - тоже, ни на грош.

Во поле чистом ветер вьюжит,
Мы портим тактикой пейзаж,
Сержантик мой, что коршун кружит,
Усугубляя наш пассаж.

В словах матерных не стеснялся,
Откуда только он их брал?
Когда со мною оставался -
Такой разыгрывал скандал!

Мать-перемать, и иже с нею,
Трындит над ухом - не орёт,
А я ему: "Кричи сильнее,
Пусть слышат все, ты - идиот!"

Мне эти маты будто песня,
За менестреля - мой комод,
Я ж невзначай, ему так, пресно:
"Верни часы, закрой свой рот".

В сержанта приступ, исступленье.
"Что, шапка на вору горит?"
Он, сплюнул от остервененья,
Бежит и, молча, зло сопит.

С недельку мы "поворковали",
Я три сверхсрочки отпахал.
А взводный, Стас - лишь наблюдали,
Какой у нас "базар-вокзал".

Мы, будто на гнилой тусовке:
Своих не клюнет ворон в глаз.
Тут у них все на подстраховке,
Чуть вылез кто, сожрут за раз!

Отец родной наш отдыхает,
И нежит тело на югах,
Его Кулабин замещает
И, потому-то, дело - швах!

В разбрат идёт всё в третьей роте,
Дня три, как в беспробудке Стас,
Меня же, под конец изводит
Сержантик: дрючит - высший класс!

Ища на жопу приключенье,
Бывало, лез я напролом,
Чтоб выплеснуть всё то презренье,
Что сконцентрировал на нём!

Осанка, выправка Кулёмы,
Себя же, мнит что Аполлон!
Он, оружейные приёмы -
Представил нам за "эталон".

Но, "На ре-МЕНЬ!" чуток замялся,
И, на мой взгляд, приём сорвал.
Уж, я конечно, не сдержался
И, так ему при всех сказал:

"Тут звания, вам не помогут
Подправить свой людской статут,
Не верится, что только ноги,
У вас, из задницы растут".

"Ну, разговор в строю отставить!"
Вмешался строго лейтенант.
Мне предложил приём исправить -
Представил я свой вариант.

"Стать в строй! Исполнено примерно!"
После занятий, мой комод,
Грозил в сторонке откровенно:
Что, впредь, е#ал меня он в рот.

Тут я, нисколько не смущаясь:
"Да видел тебя на х#ю!"
На что сержант, зло усмехаясь,
Вздохнул и бросил лишь: "Ну-ну!"

Не помню дня, чтоб мы скучали,
Нас загружали - "От" и "До!"
В воскресный день и то, сдавали
По бегу нормы ГТО.

Так, с Лютым в поле мы отстали;
Он в лыжных гонках не был спец,
Кросс пять кеме, в зачёт бежали,
Я горячился: "Мне пип-пец!

Вот, стервецу никак неймётся,
Меня он туго придавил,
А, что слюною захлебнётся,
Я не дождусь, не хватит сил!"

"Скажу, гондон он откровенный,
Я б, сразу ему - между глаз!
Ты, чересчур уж с ним, степенный.
Попробуй, врежь ему хоть раз!"

"Что ты меня под танк кидаешь?
Я ни за что, так не смогу".
"Друг, поступай тогда, как знаешь,
Тут, я ничем не помогу".