Алексеев Александр. Записки посла

^[10]
АЛЕКСЕЕВ Александр Иванович ^[11]
Родился 14 августа 1913 г. в Москве. Окончил исторический факультет МГУ им. Ломоносова. В конце 1938 г. находился в качестве переводчика в группе советских военных специалистов в республиканской Испании. В 1941—1943 гг., в том числе и в период Тегеранской конференции, являлся сотрудником Посольства СССР в Иране. В 1944—1951 гг. — атташе по культуре Посольства СССР во Франции. Был близко знаком с генералом Де Голем. В 1951—1953 гг. сотрудник Совинформбюро. В 1954—1958 гг. — 1-й секретарь Посольства СССР в Аргентине.
В сентябре 1959 г. как представитель Комитета по культурным связям с зарубежными странами при Совете Министров СССР был направлен в Гавану для установления связей с руководством революционной Кубы и изучения возможностей восстановления дипотношений, прерванных диктатором Батистой. Фактически был первым советским представителем на Кубе после победы революции. После восстановления в мае 1960 г. дипотношений назначен Советником Посольства, а в мае 1962 г.— Чрезвычайным и Полномочным послом СССР в Республике Куба.
С 1968 г. — на ответственной работе в центральном аппарате Министерства иностранных дел СССР. В 1974—1980 гг.— посол СССР на Мадагаскаре. С 1980 года в отставке.

Я прибыл в Гавану в качестве корреспондента ТАСС 1 октября 1959 года и был фактически первым советским человеком, оказавшимся на Кубе после победы Революции, что затем способствовало установлению дружеских контактов с кубинскими руководителями и развитию советско-кубинских связей на государственном уровне.
Командировка планировалась на 2—3 месяца, и в мою задачу входило выяснение характера кубинской революции, так как мы о ней знали только по материалам информационных агентств. Никакой "руки Москвы" в революционных событиях не было. Но когда стало ясно, что кубинские лидеры относятся к СССР с симпатией и заинтересованы в установлении дружеских связей с нами, моя командировка продлилась на 8 лет.
Так, еще до официального открытия в августе 1960 года советского посольства в Гаване отношения между нашими странами, достигли высокого уровня. Этому способствовало то, что все вопросы советско-кубинских отношений решались на высшем уровне непосредственно Н. С. Хрущевым и Фиделем Кастро Рус. Важную роль в укреплении сотрудничества между нашими странами сыграл А. И. Микоян, побывавший в Гаване в феврале 1960 года на открытии советской выставки. В Москве Микоян курировал деятельность всех советских организаций, поддерживающих отношения с Кубой, и был главным советником Н. С. Хрущева в этих вопросах.
Весной 1960 года состоялся первый официальный визит в СССР кубинского государственного деятеля, заместителя Ф. Кастро по Институту аграрной реформы А. Нуньеса Хименеса. В августе в Москву с официальным визитом прибыл Рауль Кастро, а в ноябре того же года Советский Союз посетил Э. Че Гевара. Их принимал лично Н. С. Хрущев и способствовал решению вопросов, волновавших кубинцев. Хрущев, будучи революционным романтиком, был неравнодушен к новой Кубе и ее молодым революционным деятелям, которые без каких бы то ни было усилий стали нашими союзниками.
В сентябре 1960 года Н. С. Хрущев, находясь в Нью-Йорке на XV сессии Генеральной Ассамблеи ООН, посетил Ф. Кастро в Гарлеме в негритянском отеле "Тереза", так как американские власти отказались разместить Кастро в отелях, предназначенных для иностранных делегаций. Эта первая встреча и беседа советского и кубинского лидеров стала решающим фактором в дальнейшем развитии дружественных отношений между нашими странами.
С первых шагов кубинской революции СССР протянул Кубе руку братской помощи, в том числе и в военной области, и считал своим интернациональным долгом защиту ее прав на свою независимость.
В апреле 1960 года после взрыва в кубинском порту французского теплохода с закупленным в Бельгии оружием и боеприпасами Фидель обратился к Н. С. Хрущеву с просьбой о поставках советского оружия. Его просьба немедленно была удовлетворена, и советская артиллерия и танки уже участвовали в сражениях на Плайя-Хирон в апреле 1961 года.
После отказа США поставлять и перерабатывать на принадлежащих им заводах для Кубы нефть Советский Союз обязался поставить Кубе необходимое количество нефти. Речь шла о двух миллионах тонн нефти в год.
Но главным событием, укрепившим советско-кубинские отношения, было обязательство закупить у Кубы весь сахар, который раньше по квоте направлялся в США. Когда экономически удушить Кубу не удалось, США начали безудержные подрывные действия против Острова Свободы.
Милитаристский антикубинский угар в США после разгрома наемников на Плайя-Хирон к весне 1962 года достиг апогея. Советское руководство с согласия руководителей Кубы пришло к выводу о необходимости принятия мер, которые бы помешали американцам осуществить свои агрессивные планы. На фоне этих событий и было принято решение использовать как средство устрашения размещение советских ракет на Кубе. Я тогда работал советником посольства СССР в Гаване и с 1959 года поддерживал с Ф. Кастро дружеские отношения. В начале мая был вызван в Москву и 7 мая назначен послом на Кубе. Состоялось несколько бесед с Н. С. Хрущевым, в том числе и в присутствии многих членов Президиума ЦК КПСС. В одной из них, в 20-х числах мая, в которой участвовали Ф. Р. Козлов, А. И. Микоян, Ш. Р. Рашидов, А. А. Громыко, Р. Я. Малиновский и главнокомандующий Ракетными войсками маршал Бирюзов С. С., я впервые услышал о намерении разместить советские ракеты на Кубе.
Н. С. Хрущев спросил меня, как отнесется Кастро к тому, что мы предложим ему такое решение. Не скрою, этот вопрос поверг меня в оцепенение. Я отметил, что Кастро вряд ли согласится, поскольку он строит стратегию защиты Революции на укреплении солидарности мирового и особенно латиноамериканского общественного мнения, а установка ракет неминуемо лишит Кубу этой поддержки и приведет ее к политическому проигрышу на мировой арене. Против моего заявления довольно резко выступил маршал Малиновский Р. Я., явно показав, что установка ракет на Кубе служит не только защите Кубы, а прежде всего интересам обороноспособности СССР.
Н. С. Хрущев тогда говорил, что для предотвращения американского вторжения на Кубу надо найти такое средство устрашения, которое поставило бы Кубу в фокус мировой политики. Американцы должны поверить, что, нападая на Кубу, они будут иметь дело не только с одной непокорной страной, но и с военной мощью Советского Союза. Логически таким средством устрашения, сказал Хрущев, может быть только ядерное оружие. Он подчеркнул, что такая операция не преследует цель развязывания ядерной войны, а является лишь средством сдерживания агрессора. Он высказал уверенность, что прагматичные американцы не отважатся на безрассудный риск, так же как и мы сейчас ничего не можем предпринять против нацеленных на СССР американских ракет из Турции, Италии и ФРГ. "Установка ракет на Кубе восстановит паритет между США и СССР, и мы сможем разговаривать с американцами как равноправные партнеры. Успех такой операции будет зависеть от сохранения секрета по размещению ракет до приведения их в полную боевую готовность," — говорил Хрущев.
Никто из советских руководителей ни в этой беседе, ни на других встречах (в том числе и А. И. Микоян) не возражал против планов Хрущева, так как все считали, что для СССР, окруженного американскими базами, появление советских ракет на Кубе практически уравновешивало степень ядерного риска обеих сторон. Только А. А. Громыко в личной беседе со мной уже после совещания перед моим выездом в Гавану высказал обеспокоенность и сомнения в успехе операции, имея в виду невозможность сохранения в тайне переброску ракет и войск через океан.
Тогда было решено направить на Кубу делегацию в составе Ш. Р. Рашидова, маршала С. С. Бирюзова (под фамилией инженера Петрова) и автора этих строк для переговоров с Ф. Кастро. Мы были уверены в том, что Кастро не даст согласия. Сразу же по приезде в Гавану в первых числах июня мы встретились с Фиделем и Раулем Кастро и изложили им планы Н. С. Хрущева. Фидель на минуту задумался, а затем сказал, что если такое решение послужит делу мирового социализма и угнетенным народам в противоборстве с американским империализмом, то Куба пойдет на риск и готова взять на себя долю ответственности. Я тогда свято верил Н. С. Хрущеву, что установка советских ракет на Кубе служит только делу спасения кубинской революции, но задним числом понял, как тогда понял и Фидель, что в планы Хрущева входило прежде всего обеспечение безопасности СССР и стран социалистического содружества, включая Кубу. И результатом было не только спасение кубинской революции, но и ликвидация американских ядерных баз в Турции, Италии и ФРГ.
К сожалению, мы тогда не предусмотрели никаких альтернативных вариантов в случае обнаружения американцами ракет до того, как они будут приведены в боевую готовность.
В конце июня в Москву для переговоров с Н. С. Хрущевым и Р. Я. Малиновским и для выработки соглашения о размещении на территории Кубы советских ракет прибыл Рауль Кастро, а в начале августа подготовленный в Москве проект соглашения был вручен Фиделю, который внес в него добавления политического характера, согласующиеся с нормами международного права. В начале сентября Э. Че Гевара вылетел в Москву и вручил проект соглашения Н. С. Хрущеву, который согласился со всеми поправками (никакой переписки по этому вопросу между нашими странами не было). Речь уже шла не только о "защите национальной территории Кубы", но и об "установлении военного сотрудничества и взаимной обороне" обеих стран. По соглашению советский воинский контингент во взаимодействии с кубинскими войсками обязывался защищать территорию Кубы от внешней агрессии, но при этом было подчеркнуто, что воинские подразделения каждой страны остаются в полном подчинении своих правительств. Юридически советские военнослужащие должны подчиняться кубинским законам. Отводимая кубинцами территория для размещения советских войск и оружия предоставляется только во временное пользование. Соглашение заключалось сроком на 5 лет с правом его денонсации. Предусматривалось обнародование соглашения в ноябре 1962 года во время запланированного визита на Кубу Н. С. Хрущева. Но в связи с развернувшимися событиями соглашение так и не было подписано главами правительств. Войска и оружие начали поступать на Кубу с середины июля. К моменту обнаружения американцами ракет (14 октября) на Кубе уже находились 42 ракеты и более 40 тысяч советских военнослужащих под командованием генерала армии Плиева И. А. Назначение командующим волевого генерала от кавалерии, а не специалиста-ракетчика, по мысли Хрущева, должно было подчеркнуть, что Советский Союз не собирается применять на Кубе ядерное оружие, а лишь использует его как средство устрашения. Но в случае агрессии такой командующий, по его мнению, решительно защищал бы Кубу, используя традиционные боевые средства.

^[12]

^[13]

Со дня обнаружения ракет до выступления Джона Кеннеди 22 октября по радио и телевидению в Белом доме секретно от Конгресса и прессы проходили беспрерывные заседания членов специальной "кризисной группы" — высокопоставленных деятелей американской администрации.
В своем выступлении Джон Кеннеди потребовал от СССР вывода ракет и объявил военную блокаду Кубы, названную "карантином". Чтобы не подливать масла в огонь, Хрущев приказал ряду советских кораблей изменить курс. Но это не меняло положения, так как основное вооружение и воинские части уже находились на Кубе. С 23 по 28 октября проходил ежедневный обмен письмами между Н. С. Хрущевым и Джоном Кеннеди, с которыми я регулярно знакомил Ф. Кастро и комментарии Кастро направлял Хрущеву. Обе стороны отстаивали свои права. И только 28 октября, когда до предела накалились советско-американские отношения, а в Москве были получены данные (возможно, дезинформация) о предстоящей бомбардировке американцами ракетных стартовых площадок и других советских и кубинских военных объектов, намеченной на 29 или 30 октября, Хрущев без консультации с Кастро принял предложения Дж. Кеннеди о выводе ракет в обмен на его заверения не нападать на Кубу. Роберт Кеннеди от имени президента 27 октября заверил посла СССР в США А. Ф. Добрынина в том, что позднее будут ликвидированы нацеленные на СССР американские ракеты в Турции, но просил пока не связывать это решение с ведущимися переговорами. Помню, что упоминание в письме Хрущева к Кеннеди от 26 октября об американских ракетах в Турции вызвало негативную реакцию Кастро, поэтому он не был проинформирован о предложении Р. Кеннеди.
В тот период противостояние двух сверхдержав до предела натянуло струны напряженности в советском руководстве. Фактически создалась тупиковая ситуация, ведшая к непредвиденным тяжелым последствиям. Напряженность усилилась еще и потому, что в ночь с 26 на 27 октября Ф. Кастро посетил наше посольство и продиктовал текст письма для передачи Н. С. Хрущеву. В нем говорилось об обострившейся ситуации и возможности американского нападения (вторжения или бомбежек) на Кубу в ближайшие 24—72 часа. Он предупреждал Хрущева о вероломстве американцев и взывал к принятию необходимых мер противодействия, правда, не конкретизируя их. Еще до того, как Кастро покинул посольство, я послал в Москву короткую шифровку, сообщавшую о возможном нападении на Кубу. Такая же тревожная телеграмма ушла в Москву на несколько часов раньше от наших военных. Письмо Кастро было отправлено в Москву позже, после перевода его на русский язык, и попало к советскому руководству только утром 28 октября, когда уже было принято решение о выводе ракет. (Известно также, что его краткое содержание, а не полный текст передавалось из МИДа в секретариат Н. С. Хрущева по телефону, в результате чего могла быть допущена неточность).
В связи с этим письмом возникли серьезные недоразумения, так как Н. С. Хрущев в одной из телеграмм упрекнул Кастро в том, что тот якобы советовал нанести упреждающий ядерный удар по противнику. Письмо Кастро было опубликовано в кубинской прессе, и из него такого вывода не следовало.
Кастро допускает, что это недоразумение возникло из-за неточности перевода или возможной неверной моей интерпретации его. Хотел бы ответственно заявить, что здесь нашей вины нет. Перевод продиктованного письма делали другие работники посольства, хорошо знавшие испанский язык, и опубликованный в "Гранме" текст письма был идентичен нашему переводу. Из него можно заключить, что упреки Хрущева безосновательны. В письме нет подобных утверждений. Они, вероятно, вызваны царившим тогда нервным перенапряжением в советском руководстве и невольным желанием оправдать принятие нелегкого решения о выводе ракет без согласия кубинского руководства. Подобный упрек в письме был и по поводу сбитого якобы кубинцами самолета U-2, хотя маршал Малиновский сразу же был проинформирован, что самолет был сбит нами.
Я и сейчас заявляю, что Кастро тогда в беседе не призывал к нанесению нами превентивного ядерного удара, а только лишь предупреждал, что американцы, зная наш принцип не применять первыми ядерное оружие, могут пойти на любую авантюру, в том числе и на нанесение ядерного удара. Да и сама бомбардировка советских ядерных объектов была бы равносильна ядерному удару. Я полагал, что Фидель думает не о превентивном ударе, а о необходимости предупреждения американцев о том, что принцип неприменения ядерного оружия первыми не должен служить им гарантией от возмездия. Упрек Хрущева Кастро еще неправомерен и потому, что сама операция, предпринятая нами по ввозу ядерных ракет на Кубу, преследовала цели устрашения и сдерживания американцев от военных действий, а не для фактического использования ракет.
Насколько мне было известно, 22 октября вечером, после выступления президента Кеннеди по радио и телевидению, нашим военным командованием на Кубе была получена телеграмма от Малиновского, в которой в связи с возможной агрессией американцев против Кубы предлагалось принять все меры к повышению боевой готовности и, совместно с силами кубинской армии и силами советских войск, исключая средства дивизии генерала Стаценко (ракеты) и все грузы генерала Белобородова (ядерные боеголовки), к отражению нападения противника, то есть речь шла об отпоре агрессора традиционными боевыми средствами.
Хрущев понял, что ошибался, полагая, что американцы, будучи прагматиками, вынуждены будут примириться с установкой наших ракет на Кубе и не прибегнут к крайним мерам.
Кеннеди же всегда был уверен в том, что Хрущев непредсказуем и может пойти на развязывание военных действий. Он посчитал, что уничтожение 27 октября над Кубой самолета U-2, в котором погиб летчик Андерсен, было произведено с санкции Хрущева. Кеннеди, конечно, не поверил, что это сделали кубинцы, как об этом сообщила пресса. О том, что самолет был сбит без санкции Центра по приказу командующего ПВО Группы советских войск на Кубе генерала Гречко С. Н. и заместителя командующего группы войск генерала Гарбуза Л. С., стало известно только 15 лет спустя.
И Хрущев и Кеннеди, понимая невозможность победы в ядерной войне и стараясь избежать развязывания военных действий, которые привели бы к роковым последствиям, проявили государственную мудрость и пошли на уступки друг другу. На мой взгляд, Хрущев, поняв, что компенсация, предложенная Кеннеди за вывод советских ракет с Кубы, позволяет ему сохранить лицо перед мировым и особенно перед советским общественным мнением и не чувствовать себя в роли побежденного, пошел фактически на равноценный обмен аналогов с американцами. Он также полагал, что цель спасения кубинской революции достигнута, и Куба получила передышку для продолжения мирного строительства.
Я до сих пор не пойму, почему Хрущев не проинформировал Кастро о возможном принятии решения по выводу ракет. Впрочем, могу предположить, что Хрущев, зная непреклонный характер Фиделя, сознательно пошел на такой шаг. Он понимал, что Кастро не согласится сразу с нашим решением и время будет упущено. А промедление, как, вероятно, представлялось Хрущеву, было смерти подобно. Да и факт сделки по поводу ликвидации американских ракет в Турции затрагивал щепетильных кубинцев. Думается, что Н. С. Хрущев твердо верил, что такой дальновидный политик, как Фидель Кастро, со временем поймет и по достоинству оценит наш поступок.
Чтобы не терять времени, письмо президенту США с согласием Н. С. Хрущева было передано не по дипломатическим каналам, а открытым текстом по Московскому радио. Естественно, Кастро, возмущенный решением, принятым без его ведома, в тот же день продиктовал свои знаменитые "5 пунктов" урегулирования конфликта, потребовав от США полного прекращения подрывной деятельности против Кубы и возвращения отторгнутой от нее военно-морской базы Гуантанамо. Но американцы категорически отвергли требования Кастро и идею о трехсторонних переговорах. Они предпочли все вопросы решать только с Советским Союзом, рассчитывая тем самым унизить Кубу и обострить наши отношения с ней. Тогда в Москве было принято решение направить в Гавану А. И. Микояна для ведения переговоров с кубинским правительством параллельно с переговорами в Нью-Йорке, которые вел первый заместитель министра иностранных дел СССР В. В. Кузнецов с представителями президента Кеннеди и исполняющим обязанности Генерального секретаря ООН У Таном.
Переговоры Микояна были трудными, и поэтому они затянулись на три недели. Только телеграмма Н. С. Хрущева о смерти жены Микояна, поступившая в Гавану 3 ноября, в период первой беседы с Кастро, снизила жесткость позиции кубинцев, и переговоры на первом этапе проходили в щадящем режиме. Американцы требовали от нас все новых и новых уступок, которые прямо затрагивали суверенитет Кубы. Они настаивали на своем праве инспекции за демонтажем и вывозом ракет, потребовали вывода с Кубы советского воинского контингента, самолетов "Ил-28", торпедных катеров типа "Комар", которые не угрожали безопасности США. Так или иначе, но с большинством их требований пришлось согласиться.
После уступок американцам было достигнуто соглашение об оставлении на Кубе советской мотомеханизированной бригады в количестве 3000 человек. Позднее, в 1979 году, когда американцы подняли шум о советских войсках на Кубе, чтобы сорвать конференцию Неприсоединившихся стран в Гаване, А. А. Громыко назвал бригаду без одобрения кубинцами Учебным центром по оказанию помощи кубинцам в овладении советской военной техникой.
20 ноября 1962 года переговоры были закончены и Кеннеди отдал приказ о снятии военной блокады. А через 6 месяцев американцы ликвидировали свои ракетные установки в Турции и Италии. Оправившись от шока, мир облегченно вздохнул.
Обращаю внимание историков: все материалы этих трудных трехнедельных переговоров А. И. Микояна с кубинским руководством (копии телеграмм, записи, бесед, обмен письмами и т. д.) были тщательно собраны помощником Микояна В. В. Чистяковым, переплетены в два тома и переданы на хранение в архив Института марксизма-ленинизма в фонд А. И. Микояна.
По достоинству оценивая тот факт, что была предотвращена термоядерная война и что Куба получила определенную передышку, кубинское руководство все же считало, что переговоры велись не на базе защиты прав Кубы на суверенитет и самоопределение, а на базе взаимных, иногда неоправданных уступок. Кубинцы, исходя из исторического опыта, не верили в обязательства американцев и довольно отстраненно отнеслись к достигнутым договоренностям.
Первопричина кризиса — подрывная деятельность США против Кубы — осталась нерешенной. Только по прошествии некоторого времени Кастро понял, что Советский Союз не снял с себя обязательств и делает все возможное для защиты Кубы. Через полгода после кризиса, в мае 1963 года, он посетил Советский Союз и ощутил на себе искреннюю любовь советского народа к Кубе. Во время этого визита между Кастро и Хрущевым возникли чувства личной искренней дружбы и взаимопонимания. Уже много лет спустя, в июне 1987 года, в интервью с итальянским журналистом Д. Мина Кастро сказал: "Хрущев был нашим хорошим другом... Я, по меньшей мере, сохраняю к нему чувство благодарности... В определенный момент, в частности во время кубинского кризиса, у нас были проблемы. Он по отношению к нам допустил ошибку, причинившую нам боль, но это тем не менее не может затмить или аннулировать заслуженных им чувств нашей благодарности".
Одним из уроков Карибского кризиса, кажется, должно бы быть привлечение Кубы к делам мирового сообщества. Она никому не угрожает, уже давно не получает оружие из СССР, бригада советских войск выведена с ее территории. Куба всегда была готова к ведению равноправных переговоров с США, а теперь тем более. Но ее северный сосед, несмотря на благоприятное отношение к Кубе со стороны международного сообщества, остался на старых позициях и не ослабляет введенную почти 40 лет назад экономическую блокаду.